Абдулла Кадыри - Скорпион из алтаря

Читатель уже знает, что Абдуррахман таил в душе злобу против Анвара, — понятно, какое он испытал беспокойство, узнав о предполагаемом возвышении соперника. Как? Этот невежда Анвар, вместо того чтобы быть изгнанным из дворца, получил такое повышение?!

Беспристрастное мнение большей частью никого не унижает. Пристрастные же суждения обычно позорят самого говорящего. Мулла Абдуррахман проявил пристрастие в своем суждении об Анваре и за это получил справедливый отпор от Сафара-ткача.

Но как ни сильна была тайная злоба против Анвара в душе Абдуррахмана, у него не было ни сил, ни возможности повредить сопернику. Вы, может быть, скажете: «Но ведь имам уже женился, Рано ему не нужна теперь, зачем же ему злобиться на Анвара?» Наивный вопрос. Обида началась с отказа Рано, зависть к Анвару еще больше ее усилила и только дала ей другое направление. «Вы столько лет учились в священной Бухаре и смогли стать только махаллинским имамом, а он, и не учась в Бухаре, стал писарем во дворце…» — сказал Сафар-ткач, и эти злые слова вновь воспламенили затухшую было ненависть. Если вы наивны, как Сафар-ткач, то, пожалуй, тоже скажете: «Как богу угодно, так все и будет». Значит, вы ничего не поняли. Трудно понять людей, подобных Абдуррахману, а лучше их вовсе не понимать.

Уже с утра все знали, на чье имя выписана грамота. К Анвару, сидевшему, как обычно, за работой в дворцовой канцелярии, то и дело подходили писаря и другие служащие, тихонько поздравляли его и отходили. Анвар молча выслушивал эти поздравления и, как всегда, готовил бумаги для хана, разбирал прошения и письма областных управителей, отделяя срочные и важные от менее значительных, чтобы передать их удайчи [44] Удайчи — церемониймейстер при дворе кокандского хана. . Некоторые бумаги он передавал для переписки сидевшим в соседней комнате писцам и муфтиям, перед которыми стояли чернильницы с перьями.

В комнате главного писаря, кроме Анвара, находились еще два письмоводителя. Как пригвожденные к столу, скрипя камышовыми перьями, молча водили они ими по бумаге. Один из них сидел насупившись — это был муфтий Шаходат, имя которого тоже было в представленном хану списке кандидатов на должность правителя канцелярии. Другой писарь, по имени Калоншах, мечтал, что правителем будет назначен его друг, поэт Мадхий. В соседней же комнате сидели человек пятнадцать писарей, и настроение у них было разное: кое-кто, вроде Султанали, улыбался и шутил с соседом, другие, подобно муфтию Шаходату, имели вид людей, «надевших халаты наизнанку».

Поведение писарей, сидевших с ним рядом, несколько смущало Анвара, и, просматривая бумаги, он иногда поглядывал на них. Но двое сидевших напротив молчали, будто рот залепили воском.

— Сегодня с утра надо мной все подшучивают, будто бы меня назначают правителем канцелярии, — сказал наконец Анвар.

Муфтий Шаходат окунул раз и другой камышовое перо в чернильницу и ответил:

— Ничего удивительного, если так и будет…

— Да что вы, — сказал Анвар, откладывая в сторону бумаги, — ведь я только временно занялся этими делами, чтобы не было задержки, и только потому, что вы были в отсутствии, разъезжая по кишлакам. С завтрашнего дня вы снова займетесь всеми делами, ваша милость. Мне уже надоели эти шутки!

Муфтий Шаходат почесал пером свою внушительную седую бороду, которая закрывала всю его грудь.

— А может быть, это и не шутки, — сказал он, скрывая раздражение. — Вы молоды, неутомимы, знания у вас большие. А мы давно работаем в канцелярии, устали…

— Все это шутки, — решительно сказал сидевший рядом с муфтием Калоншах, не подымая глаз от писанья, — не надо обращать на них внимание.

Анвар уже поверил поздравлениям, а называл их «шутками» лишь потому, что хотел как-то сгладить создавшуюся неловкость. Слова Калоншаха были ему неприятны, он почувствовал в них явную враждебность. В это время из приемной показался удайчи и, остановившись в дверях, позвал:

— Мирза Анвар!

Анвар, взяв в руки бумаги, приготовленные для хана, встал с места.

— Бумаги готовы… Я уже собирался послать их вашей милости.

Удайчи покачал головой.

— Оставьте пока дела, — сказал он, кивнув на бумаги, — следуйте за мной.

— Куда, ваша милость?

— К его величеству!

Писаря переглянулись. Муфтий Шаходат, побледнев, посмотрел на Калоншаха. Анвар, удивленный, стоял с бумагами в руках. Удайчи снова позвал его:

— Я вас жду, Анвар!

Анвар положил бумаги на стол и последовал за удайчи.

Хан сидел на троне. Справа от него на скамье — Абдуррахман-афтобачи [45] Афтобачи — дословно: подающий сосуд для омовения; придворное звание. , слева — поэт Нияз-дамулла [46] Дамулла — человек, известный своей ученостью; преподаватель медресе. со скрещенными на груди руками. По обеим сторонам двери, ведущей в покои хана, стояли как статуи два палача с алебардами в руках, а вдоль стен сидели высшие сановники хана, придворные беки.

Удайчи вошел в священные покои и поклонился.

— Позвал? — спросил хан.

— Да, ваше величество!

— Разрешаем ему войти!

Удайчи поклонился и, пятясь задом, вышел, а затем ввел в священные покои Анвара. Остановившись в дверях, Анвар отвесил низкий поклон хану, поклонился и сидящим возле него.

— Как дела, писарь? — спросил хан.

— Вашей милостью, повелитель! — сказал Анвар.

Хан поглядел на дамуллу Нияза.

— Этот джигит, кажется, самый способный среди наших писарей, — сказал он.

Дамулла Нияз поклонился:

— Под вашим мудрым руководством, о царь царей!

— Мы решили назначить этого джигита нашим главным писарем, — сказал хан, взял грамоту и, протянув ее дамулле Ниязу, приказал: — Читайте, дамулла!

Дамулла Нияз встал с места, взял бумагу и поцеловал. Абдуррахман-афтобачи, а за ним и дворцовая знать — все сразу встали.

Дамулла Нияз стоя начал читать грамоту:

— «Во имя бога всевышнего! Воле божьей повинуйтесь все мусульмане! Слушайте приказ сына великого султана и ныне царствующего султана нашей Ферганской страны сейида [47] Сейид (сайид) — мусульманин, возводящий свою родословную к пророку Мухаммеду. Придавая особое значение этому титулу, кокандские ханы ставили его впереди остальных своих званий. Худояра-хана!

В третий год нашего правления и третьего восшествия на престол — в год тысяча двести восемьдесят седьмой хиджры [48] То есть 28 мая 1870 года. , месяца сафара двадцать пятого числа — дали мы эту грамоту кокандцу мирзе Анвару затем, чтобы вышеназванный ученый писарь Анвар, сын Салим-бая, следуя законам великого шариата, честно выполнял полностью обязанности главного ханского писаря в чине дворцового бека. Чтобы, выполняя нашу царскую волю, он не обманул нашего доверия, всегда был на страже против измены и нарушения законов шариата, не затемнил зеркала нашей справедливости, денно и нощно расследовал бы жалобы и прошения нашего народа, был к ним внимателен и справедлив.