Абдулла Кадыри - Скорпион из алтаря

Салих-махдум с готовностью подбежал к нему.

— Мне было неудобно самому говорить мирзе: если у него окажется нужда в толковании какой-либо книги или еще в чем-нибудь подобном, пусть он не обходит меня… Прошу вас, передайте ему мою просьбу.

— Хорошо, хорошо!

— Надеюсь, вы не забудете?

— Будьте спокойны!

У махдума, в течение нескольких часов принимавшего подобные поручения от разных должностных лиц, уже мозги раскисли. Приняв еще и эту просьбу мударриса, он проводил посетителя. Тут он увидел Сафара-ткача, который в кое-как повязанной чалме, шлепая кавушами на босу ногу, направился от ворот на мужскую половину дома.

— Ну-ну, братец! — остановил Сафара махдум. — Куда это вы направляетесь?

Махдуму уже успели надоесть посетители, даже беки и богачи, не говоря уже о бедняках. К тому же лепешки пришлось покупать вторично, и это тоже его расстроило. Сафар-ткач, остановись у входа, обернулся, посмотрел на махдума.

— Что вы сказали, господин?

— Спрашиваю, куда это вы путь держите?

— Я услышал, что брату Анвару бог дал почетную должность, вот и иду повидать моего дорогого брата.

— Это любезно с вашей стороны, но он сейчас очень устал. Помолитесь за него дома — и хватит!

Сафар-ткач почесал затылок и опять взглянул на махдума.

— Я только повидаюсь с ним и уйду. Мне же ничего не надо, господин!

Махдум преградил путь Сафару:

— Нет, вы только его рассердите!

— Жертвой мне пасть за мирзу Анвара! — сказал Сафар-ткач, протискиваясь вперед. — Не такой он человек, чтобы рассердиться. Он простой человек, пусть ему всегда в жизни везет. Вот вы сейчас сами увидите, что он очень дружен со мной!

Махдум уже начинал сердиться.

Сафар-ткач пристально поглядел на него и улыбнулся.

— Вот увидите, как он со мной дружен! — повторил он и, не обращая внимания на махдума, направился в дом. Он уже несколько раз бывал у Анвара, знал, где михманхана, и не нуждался, чтоб его провожали.

Анвар беседовал в михманхане с Шахидбеком и другим человеком, по виду военачальником. Увидев Сафара-ткача, Анвар встал ему навстречу. Они поздоровались радостно, как давние друзья. Сафар-ткач со слезами на глазах поздравил Анвара. Анвар усадил его рядом с собой. Сафар-ткач произнес фатыху, но оба бека едва подняли руки, присоединяясь к ней.

— Ну что, не беспокоит вас больше сборщик налогов? — спросил, смеясь, Анвар.

— Слава богу, благодаря вашему заступничеству, мирза!

— А как идет торговля?

— Ничего… во всяком случае, идет понемножку, братец.

В это время снаружи послышался голос махдума, приглашавшего кого-то войти. Разговор между Анваром и Сафаром-ткачом оборвался.

Мулла Абдуррахман, войдя в переднюю, сразу увидел своего «приятеля» Сафара, сидевшего рядом с Анваром, и побледнел — желтое лицо его стало совсем белым, — в таком состоянии он шагнул в михманхану.

Беки, не двинувшиеся с места, когда вошел Сафар, при появлении муллы Абдуррахмана встали. Махдум познакомил Анвара с муллой Абдуррахманом.

— Может быть, вы вспомните, мирза Анвар, — сказал махдум. — В тот год, когда вы пришли в мой дом, ваш брат, мулла Абдуррахман, тоже учился в нашей школе.

— Я помню. Здоровы ли вы, таксыр?

— Слава всевышнему! — сказал мулла Абдуррахман, исподлобья кинув взгляд на Сафара-ткача. — Поздравляю вас с высоким назначением.

— Спасибо, таксыр! Прошу садиться!

Сели, произнесли фатыху, поговорили о том о сем. Любопытное получилось совпадение! Мулла Абдуррахман был так смущен неожиданной встречей, что толком не мог поздравить Анвара и все поглядывал на этого «олуха» Сафара. Некоторое время все сидели молча, потом Анвар пригласил всех к дастархану. Шахидбек старался втянуть в разговор муллу Абдуррахмана:

— А какой пост занимает ваша милость?

— Имам, настоятель мечети, — сказал Абдуррахман и метнул искоса взгляд на Сафара, — со времени приезда из Бухары нахожусь при мечети… еще занят немного в медресе…

— Очень хорошо. А в какой махалле вы служите имамом?

— В нашей махалле, — вмешался в разговор Сафар-ткач. — Знаний у нашего имама как воды в реке, ведь он в Бухаре учился.

Шахидбек, чтобы что-нибудь сказать, опять повторил:

— Очень хорошо!

— И правда, говорят, у муллы Абдуррахмана обширные познания, я тоже так слышал, — сказал махдум.

Сафар-ткач, словно наперекор мулле Абдуррахману, снова заговорил:

— Слов нет, знаний у их милости много, только судьба у них несчастливая. Ему бы мударрисом быть, судьей, писарем, — способностей у него на это хватило бы… Только не везет ему! Вот теперь, может, мирза Анвар позаботится о нем и устроит на какое-нибудь место во дворце, тогда и их милости коснутся лучи солнца! Он и сам ведь еще неделю назад молился за моего мирзу… Не так ли, таксыр?

Мулла Абдуррахман готов был провалиться сквозь землю. Он вытер пот со лба, беспокойно оглянулся вокруг и выговорил глухим голосом:

— Да, так!

Махдум подумал, что Сафар-ткач был подучен муллой Абдуррахманом замолвить за него словечко перед Анваром.

— Мулла Абдуррахман свой человек, — сказал махдум. — Конечно, мирза Анвар постарается сделать для него все возможное.

— Можно бы его и писарем взять во дворец, — сказал второй бек.

Анвар молчал, не считая удобным давать такие обещания. Мулла Абдуррахман все время вытирал пот с лица. А Сафар-ткач, думая, что теперь он загладил свою недавнюю грубость по отношению к имаму, все старался перехватить взгляд муллы Абдуррахмана, чтобы увидеть — доволен ли тот. Посидев еще немного, беки собрались уходить и стали молиться. Имам, сидевший неподвижно и боявшийся только одного: как бы Сафар-ткач не стал дальше распространяться, — присоединился к бекам. Сафар-ткач тотчас же произнес фатыху в честь Анвара и последовал за имамом. Он хотел по пути окончательно загладить перед муллой Абдуррахманом свою недавнюю грубость.

Все четверо попрощались с Анваром и ушли. Пройдя шагов тридцать со всеми вместе, Шахидбек повернул к своему дому. Немного погодя и второй бек свернул на другую улицу. Тогда Абдуррахман, вовсе не желая идти со своим «другом» Сафаром, прибавил шагу. Но и Сафар-ткач пустился во всю прыть, догнал имама и пошел рядом с ним. Имам страшно разозлился, остановился посредине дороги и обратил на Сафара взгляд бешеного кота:

— Что же вы остановились, шагайте!

Сафар-ткач, не заметив сразу, что Абдуррахман остановился, проскочил с ходу на два-три шага вперед.

— Вместе пойдемте, ваша милость!

— Я не желаю с вами идти, убирайтесь прочь!

Сафар-ткач, не понимая, в чем дело, помолчал немного.

— Но почему же, ваша милость?

— Еще спрашивает, болван, — почему?!

— Если верить вашим проповедям, то мусульманин не должен таить в сердце обиду дольше того времени, какое требуется, чтобы постирать и высушить платок, — сказал Сафар-ткач, — а мы с вами вот уже четыре дня носим на горбу шайтана… Довольно уж, ваша милость!