Абдулла Кадыри - Скорпион из алтаря

Рядом с помещением Огача-аим, во втором зале, жила любимая жена хана Розия-аим. Розия-аим только два года назад стала женой хана, но, благодаря своей необыкновенной красоте, добилась особого расположения сеида и заняла одно из первых мест в гареме. К ней были приставлены четыре служанки и две рабыни, которые должны были служить ей. Розия-аим, дочь Ахунджан-бая, была родом из Кашгара. Молоденькой девушкой она была выдана замуж за кокандского бая Джанбобо, от него родила ребенка и вскоре овдовела. Потом она вышла замуж за кокандского хазрата [65] Хазрат — титул высокопоставленного лица, также почтительное обращение к представителям мусульманского духовенства. Миен Фазл Ваххаба. Хуфия, женщина, обязанность которой, подобно Гульшан, было высматривать красавиц для хана, донесла ему об ее красоте, и в один прекрасный день хан прислал арбу за Розией-ханум, приглашая ее «в гости»…

Что мог поделать Миен Фазл Ваххаб против ханской воли? Проведя ночь в гареме хана, Розия наутро вернулась домой. Тогда муж ее, Миен Фазл Ваххаб, дал ей развод и с семью арбами добра отправил во дворец. Сделал ли он это со злобы на хана или из страха перед ним, Розия так и не могла понять [66] Большая часть сведений о гареме получена нами от Розии-аим. Благодаря своей исключительной памяти, эта сейчас уже девяностолетняя старуха смогла сообщить нам многие ценные подробности. Она поразила нас сохранившимися до сих пор характерными для ханской жены чертами. Приношу свою признательность и благодарность Розии-аим и посреднику между нами Баситу Кадырову, моему кокандскому другу, которому я обязан многим. (Прим. автора.) .

Едва Гульшан приблизилась к жилищу Розии-аим, две служанки раскрыли двери ее прихожей и, выйдя во двор, стали с двух сторон, почтительно опустив головы. Тотчас из дверей появилась грациозная женщина, стройная, как кипарис, с белым, словно молоком напоенным лицом, с карими глазами, такими темными, что они могли сравниться только с безлунной ночью, с черными, длинными, до пят, волосами, вся в шелку и золоте. Голова ее с бесчисленными косичками была повязана легким газовым платком, вышитым по краям; сама она была одета в шелковое платье — черное с белым, обшитое по вороту и подолу каймой; на ней была еще безрукавка из бухарского бархата, отделанная золотым шитьем, застегнутая на рубиновые пуговицы. Это была любимая жена хана — сама Розия-аим. Розию сопровождал черный мальчик, лет восьми-девяти, у которого белыми были только зубы да белки глаз. Этот маленький раб был при ней на побегушках, всегда готовый выполнить малейшее желание своей госпожи [67] Рабы при дворце Худояра были чаще всего таджики или негры, они могли жить в гареме с семи до двенадцати лет, мальчики старше уже не допускались в гарем. По словам Розии, когда маленькому рабу исполнялось двенадцать лет, его удаляли из гарема, поручая какую-нибудь работу во дворце. Рабы-кастраты были только при матери Худояра Хаким-аим (умерла в 1285 году), их было двое — Эшмат-саркар и Ташмат-саркар, оба были неграми, но они тоже без хана не имели права входить в гарем. Каждый день, когда хан шел здороваться с матерью эти два раба приходили с, ним и, поклонившись Хаким-аим, уходили вместе с ханом Похоже, что это были приближенные рабы Хаким-аим, доставшиеся ей от Шерали-хана. По рассказам Розии, кроме этих двух старых рабов, никаких евнухов во дворце не было. Так что утверждения русских писателей, будто в гаремах жили евнухи, неверны. Розия рассказывала: «Когда Худояр в первый раз был свергнут с престола, он взял с собой в Джизак несколько рабов, которым дал образование и впоследствии назначил их на разные должности. Это были: Шогулом, главный глашатай, Джамил, Файзулла и Муллача — казначеи. Давлят-удайчи, Давлат-саркар, Шопсаид-курбаши. Все они не были кастратами и в гарем не допускались. (Прим. автора.) . Гульшан склонилась перед Розией-аим в низком поклоне. Розия-аим кивнула ей, промолвив: «Как поживаете?» — и, не дожидаясь ответа, прошла мимо, направляясь в царские покои.

Гульшан подошла к помещению, где жила третья жена, Курбан-аим, и осведомилась у служанок об ее здоровье. В следующем, четвертом зале, в западной части двора помещалась Шодмон-аим — и на этом можно закончить счет ханским женам, жившим на главном дворе [68].

Гульшан миновала последний зал главного двора, вышла из него и очутилась в уже знакомом нам коридоре.

Служанка, шедшая с водяного двора, увидев Гульшан, поставила на землю медное ведро с водой и подбежала к ней.

— Поздравляю с подарком! Как поживаете, здорова ли ваша матушка?

Гульшан слегка коснулась кончиками пальцев плеча служанки.

— А как ты живешь? Весела, здорова? Как поживает Мунисхон-пошшо-аим? Поправляется ли Биби-пошшо-аим?

— Слава богу, слава богу… Зайдите к нам!

— Зайду, — сказала Гульшан и сняла с себя подаренный халат. — Только ты не говори, что я здесь. Я зайду к вам попозже.

В эту минуту в конце коридора с грохотом открылась дверь и выбежали, догоняя друг друга, две босоногие служанки. Увидев Гульшан, снимающую с себя мунсак, девушки подбежали к ней.

— Гульшан-джан, Гульшан-джан! Здоровы ли? Все ли благополучно? Поздравляем с обновкой. — Шаловливые девушки, подступив с двух сторон к Гульшан, наперебой расспрашивали ее и совсем оглушили.

— Довольно, довольно! Чтоб вам подохнуть, мои резвые кобылки! — сказала Гульшан. — Что скажут госпожи ханши, если услышат, как вы галдите?

Девушки, не обращая внимания на протесты Гульшан, потащили ее к двери, откуда выбежали сами.

— Гульшан-джан! Наша сытая кобылка! Сытая кобылка!

Гульшан и сердилась на них, и все же не могла удержаться от смеха.

— Ах, чтоб вам подохнуть! Недаром я не люблю к вам заходить.

Не слушая Гульшан, одна из девушек шаловливо потянула к себе мунсак.

— Откуда ты его взяла? Подари-ка мне!

— Бери, бери! — сказала Гульшан. — Пусть он будет тебе саваном!

— Ну конечно, таким меня и накроют в могиле!

Они дошли до двери в конце коридора и все втроем сразу протиснулись в нее.

Гульшан со своими спутницами вошла во двор, называвшийся «Сорок девушек». Здесь жили певицы, танцовщицы и музыкантши, увеселявшие хана. Их было сорок, вот потому-то двор так и назывался.

В ханском гареме было сто пятьдесят пять рабынь. Четырнадцать из них обслуживали Ак-сарай, восемь находились при ханской опочивальне, восемь других присматривали за сыном хана Урманбеком, десятью командовали повитухи, двадцать пять прислуживали во дворе «Сорока девушек», а остальные — ханским женам.