Абдулла Кадыри - Скорпион из алтаря

Навстречу к Гульшан, прервав игру в мяч, бросилось несколько девушек.

— Как поживаете?

— Все порхаете, как ветерок, не уставать вам!

— Муж ваш еще не умер?

— А как поживают городские джигиты?

Эти девушки ничуть не уступали в шаловливости тем, которых Гульшан повстречала ранее. Да и сама она развеселилась, забросала девушек вопросами.

— Ну как, не скучаете? Никто не родил? Никого не поймали с любовником?

Двор «Сорока девушек» состоял из одного зала, четырех небольших комнат, кухни и прочих служебных помещений, предназначенных только для них.

На девушках были надеты красные шерстяные платья, такие же платки с желтыми цветами и адрасовые или парчовые жилетки. Игравшие в мяч были босиком, а занятые работой по двору или приготовлением пищи — обуты в гладкие кожаные кавуши, прошитые нитями двух цветов.

Большинство этих девушек было старше двадцати лет, но попадались среди них семнадцати-, а то и шестнадцатилетние. Красавицы, как на подбор, они были присланы в подарок хану от окрестных беков. Дня два хан удостаивал их своим вниманием, а затем отправлял обучаться пению, танцам и музыке у таких знаменитостей, как Нусрат-хафиз [69], Батырбаши-хола, Тилля-хафиз, Таджи-хафиз, Мискол-хафиз, Хон-огача, Мисок-огача, Улуг-оинчи [70], Шах-бачча [71], Раджабхан Таш-хафиз и даже у самой Зебихан из Маргелана. Они в совершенстве изучили искусство пляски, пения и музыки.

По пятницам большой зал двора «Сорока девушек» подготовляли к базму [72]. Девушки наряжались, надевали драгоценности, красились и появлялись перед зрителями во всеоружии своих чар.

Нередко после пятничной службы в мечети сюда приходил хан. Его сопровождали Розия-ханум и Огача-аим. Для хана было приготовлено почетное место у передней стены большого зала, откуда он и любовался искусством сорока девушек.

Девушки потащили Гульшан на середину двора, уговаривая ее поиграть с ними в мяч. Гульшан упиралась, но девушки настаивали, и в конце концов ей пришлось покориться. Отойдя в сторону, она разулась, сняла с головы платок, подоткнула спереди, чтобы не запачкать, свое шелковое платье в шаровары, а их подтянула до колен и засучила по локоть рукава.

Девушки подали ей самодельный шелковый мяч.

— Нужно ударить безостановочно пятьдесят раз. После каждого десятка покружиться. Кто проиграет, пронесет всех остальных на спине вокруг двора.

Узнав условия игры, Гульшан призадумалась.

— А что будет, если я выиграю? — спросила она.

— Каждая из нас пронесет тебя на спине вокруг двора.

— Хорошо, отойдите в стороны, — сказала Гульшан, выходя на середину. — Но если тронете мяч или еще как-нибудь помешаете мне, это не зачтется.

Девушки согласились и отошли подальше. Гульшан ударила по мячу; упругий, он высоко подпрыгнул, и Гульшан благополучно проделала первые десять ударов. После этого она, как и полагалось, повернулась кругом, длинные косы разлетелись в стороны, грудь колыхалась…

Девушки смеялись, кричали. Мяч благополучно подпрыгнул еще десять раз, и Гульшан снова покружилась под смех подруг. Но вот пошел третий десяток, и на восьмом ударе мяч отскочил в сторону. Как ни старалась Гульшан заставить его подскочить вверх, ей это не удавалось, мяч покатился по земле. Девушки окружили ее, крича, смеясь, хлопая в ладоши. Гульшан попробовала было улизнуть, но не тут-то было. Одна из девушек подкралась сзади и прыгнула к ней на спину.

— Но-о, мой осел!

Девушки хохотали. Две из них взяли Гульшан за косы и потащили вокруг двора. Полюбоваться этим зрелищем выскочили и те, кто был в комнатах и в кухне.

После первой девушки верхом на Гульшан проехалась вторая, и, таким образом, без малого десяток раз бедняга обошла вокруг двора. Они чуть не до крови натерли ей спину.

Затем снова началась игра.

Ужин был готов незадолго до вечерней молитвы. Девушки направились к дому. В одну из комнат вместе с ее обитательницами вошла Гульшан. В их комнате царил такой же беспорядок, как и в их душах: где попало валялись платки, ичиги и прочие вещи.

При виде этого хаоса Гульшан начала браниться.

— Что это такое? Не можете навести порядок! Когда к вам ни придешь, у вас такое творится… Словно в мешке у цыганки, который она со всем своим скарбом таскает за спиной!

— Вот и приберите, Гульшан-апа! — воскликнула девушка по имени Назик.

— Я? А мне какое до этого дело?

— А мне какое?

— Да ты здесь живешь. В чистой комнате и на душе становится светлее.

— Мне и без того светло, — возразила Назик и, посмотрев на стоявшую рядом с ней Тухфу, рассмеялась. — Тухфа, а у тебя светло на душе?

Тухфа широко раскрыла рот и подошла к Гульшан.

— Вот посмотри, апа. У меня душа так светла, словно в ней сорок светильников горят.

— Да, вижу, вижу! — сказала Гульшан, отворачиваясь. — Но тебе одного света мало, душа еще кой о чем просит…

— Чего же она просит? Мужа? — откликнулась девушка по имени Кумри. — Ну, апа, раз ты можешь угадать, чего душа просит, загляни и в мою.

— Твоя тоже о муже тоскует, — рассмеялась Гульшан. — Вот пристали! Да вам скажи слово и спасайся бегством!.. Принесли плов… Назик, стели скатерть!

Назик мигом исполнила приказание. На скатерть она поставила два китайских блюда с пловом. Гульшан в компании семи девушек принялась за еду.

После вечерней молитвы все, не мешкая, собрались в большом зале. Подготовили, согрев на огне, два бубна, настроили дутары, тамбуры, чанг и гиджак [73], собираясь поразвлечься музыкой. Так развлекались они каждый вечер. И правда, чем еще могли заняться эти бедные затворницы, лишенные семейных радостей, мужского общества? Единственное их развлечение днем — игра в мяч, вечером — музыка, а ночью — сны.

Зазвучала прекрасная музыка. Бубен — ведущий инструмент в оркестре. Он тихо рокотал, позванивая колечками.

Сияли лица слушательниц, освещенные большой люстрой в сорок свечей. В центре круга танцевала девушка, грудь ее мерно колыхалась в танце.

Зал все наполнялся и наполнялся; отовсюду сходились девушки, каждый вечер посещавшие эти концерты.

Танцовщица поклонилась и вышла из круга. На ее место двинулась Назик. Только она вошла в круг, как музыка резко изменилась. «Бак-баканг, бак-баканг…» — заговорил в новом ритме бубен, и раздался отрывистый веселый мотив.

Назик грациозно покачивалась в танце. Несколько девушек запели нежными голосами в такт музыке:

Всем своим телом Назик искусно выражала смысл этой песни.