Абдулла Кадыри - Скорпион из алтаря

— Ой, братец, отпусти, не погуби, у меня дети! — захныкал Бахтиар.

— Да не съедят тебя!

— Съедят, братец, непременно съедят. Глянь в глаза вон тому беку. Ой-ой-ой, что за глаза!.. Отпусти меня!

Смех не умолкал.

— Да я же просто так сболтнул, будьте вы прокляты!

— Нет, ты, видно, на меня зуб имеешь, братец! Вон тот дамулла — настоящий людоед! Он и раздевать не станет, так сожрет! А коли хочешь знать правду, я и самому хану не верю.

Хохот.

Бахтиар вырвался из рук Закира и покатился колесом в шалаш. Тот помчался за ним и тоже скрылся в шалаше.

Через некоторое время оттуда вышел Давлят, переодетый, с чалмой на голове, в кожаных кавушах, в руках он держал нечто похожее на молитвенный коврик. Поклонившись хану, он сказал:

— Сюда изволил прибыть шейх-уль-ислам Валихан-тура [83].

Хан посмотрел на Валихана-туру, который сидел рядом с дамуллой Ниязом.

Шейх-уль-ислам, недоумевая, бросил косой взгляд на Давлята, как бы спрашивая: «Что это вы затеяли?» А Давлят, стоявший подле молитвенного коврика, жестом показал, что ничего не случилось, и вернулся в шалаш.

Тут все поняли, что сейчас будет показан Валихан-тура. Зрители оживились, начали перешептываться, перемигиваться, все глаза были прикованы к шалашу. И вот, в халате из бенаресского шелка, с посохом в правой руке и с книгой, завернутой в узелок, — в левой, вышел из шалаша сам шейх-уль-ислам Валихан-тура (Закир). Он был согбен, как и настоящий Валихан-тура, шел его походкой. Все то и дело переводили взгляд с одного на другого. А сидящий рядом с ханом настоящий Валихан-тура, покраснев, повторял: «Помилуй бог!»

Тем временем новоявленный шейх-уль-ислам остановился, ткнул во что-то концом посоха и снова продолжал свой путь.

Все хохотали, засмеялся и сам Валихан-тура, снова воскликнув: «Помилуй бог!». Закир был его точной копией. Дойдя до молитвенного коврика, он положил свой посох рядом с посохом Валихана-туры, снял кавуши и ступил на коврик. Затем он сел, положил на колени книгу, что-то прошептал, погладив лицо руками, осмотрелся и крикнул:

— Мирза Хамдам, эй, мирза Хамдам!

Тут уж особенно громко засмеялись муллы, окружавшие шейх-уль-ислама.

— Эй, мирза Хамдам!

Из шалаша вышел Бахрам в одежде муллы.

— Что прикажете? — спросил он, подойдя к шейх-уль-исламу и отвешивая поклон. Тот посмотрел на кавуши, стоящие подле молитвенного коврика.

— Вытри-ка мои кавуши, мирза Хамдам.

Мулла, вынув из кармана носовой платок, начал усердно выполнять приказание.

А между тем из шалаша вышел Бахтиар, тоже одетый, как мулла. Подойдя к шейх-уль-исламу, он отвесил поклон.

— Здравствуйте, — приветствовал его Валихан-тура, оглядев с ног до головы. — Садитесь, молодой человек, садитесь!

Бахтиар сел.

— Ну, что скажешь, сынок?

— У меня… к вам просьба, господин. Наш хан построил медресе… Я пришел из кишлака, жажду овладеть наукой. Прошу вас, предоставьте мне келью.

— Хорошо… Хорошо… Вы откуда?

— Из Алтыарыка, господин…

— Очень жаль, — посетовал шейх-уль-ислам, — опоздали, все кельи уже заняты учащимися.

— А я и с ними готов жить, — угодливо сказал Бахтиар. — Я из кишлака, тесноты не боюсь!

— Так, так… Сейчас все кельи забиты, некуда потесниться, просяному семечку негде упасть… Правду говорю, милый…

Настоящий Валихан-тура понимал, в чем дело. Он даже потом покрылся. Бахтиар-проситель грустно прочитал молитву и отошел в сторонку. Так называемый мирза Хамдам поплевал на кавуши, почистил их и сел напротив своего господина. С другой стороны в это время к Валихану-туре подошел Давлят.

— Здравствуйте, святой отец, — сказал он, снимая кавуши. — Как поживаете, здоровы ли вы, все ли у вас благополучно?

— Слава богу, слава богу!

Не ожидая приглашения, Давлят сел рядом со «святым отцом».

— Просьба у меня к святому отцу…

— Пожалуйста! Говорите!

— По правде говоря, хочу попросить у вас келью, святой отец!

— Вот как! Вы откуда?

— Я из Чуста, господин, ваш земляк.

— Чей сын?

— Мастера Мухаммеда, мыловара…

— Хорошо, хорошо, — сказал «святой отец» и приказал «мирзе Хамдаму»: — Отведи келью этому человеку!

Давлят прочитал молитву и ушел. Играя роль учащегося из Коканда, явился на его место Бахтиар. Он так же, как и тот, что пришел из Алтыарыка, получил отказ: «Ей-богу, у нас просяному семечку негде упасть». И отправился восвояси. Давлят снова пришел в роли просителя из Чуста, и мирзе Хамдаму было отдано распоряжение — «дать ему келью».

Хан и дамулла Нияз хохотали до слез. А Валихан-тура то и дело вытирал испарину.

Закир поклонился хану и пошел к своим «ученикам».

Представление продолжалось.

Суровая зима. Январь. В каждой из двух комнат ханской канцелярии поставили несколько сандалов [84]. За каждым из них сидят по четыре писаря. Они составляют и исправляют бумаги.

Анвар вызван к хану. Прошло уже полчаса, а он не выходит оттуда. Сидящие за одним из Сандалов — муфтий Шаходат, мулла Абдуррахман и мирза Калоншах о чем-то тихо-тихо шепчутся. Но вот появляется Анвар, и они, прервав беседу, принимаются за работу.

— Какой приказ получили, мирза Анвар? — спросил, откашлявшись, Шаходат.

— Ничего особенного, — ответил Анвар, присаживаясь к своему сандалу. — Нужно написать письма правителям Оша и Андижана… Брат мой мулла Абдуррахман, сколько вы приготовили копий?

Мулла Абдуррахман пересчитал бумаги, лежавшие перед ним.

— Три.

— Сделайте еще одну, и хватит. Вы не проставили, надеюсь, имени сборщика налогов?

— Не проставил.

— Очень хорошо, я сам проставлю. Заканчивайте поскорее — есть для вас еще работа. А к вам, таксыр, вот какая просьба, — обратился Анвар к муфтию Шаходату, — придется написать прошение пансаду [85]Абдушукуру, который вчера приходил. Он все ходит, что-то бормочет, я ничего не понял из его слов. Вы, видимо, лучше знаете, чего он хочет.

— Пусть не морочит голову, — огрызнулся муфтий. — Сколько раз ни обращался он ко мне за помощью, ни разу, насколько я припоминаю, не заплатил за труды.

— Теперь я ручаюсь, что заплатит.

— Ну, уж если мне не удалось получить, то вам вряд ли это удастся.

— Если не удастся, то заплачу вам из своих денег. Главное — избавьте меня от него!

Муфтий промолчал, Анвар углубился в свои бумаги. Тогда Шаходат тихонько подтолкнул своего соседа Абдуррахмана, подмигнул ему, улыбаясь: «Вот, мол, какие дела». А в улыбке, сопровождавшей этот взгляд, можно было прочитать: «Как видишь, главный писарь даже прошение без нас не может написать». Мулла Абдуррахман, подняв голову от бумаг, тоже улыбнулся. Наблюдавший за ними мирза Калоншах сделал руками такой жест, как будто в них зажат карнай, который он с издевкой направил в сторону Анвара. В эту минуту вошел мирза Султанали и пристально посмотрел на Калоншаха.