Абдулла Кадыри - Скорпион из алтаря

Султанали поздоровался со всеми — он знал всех женщин, бывавших во дворце, — и отвел в сторону Гульшан. Из разговора с ней он выяснил, что все потеряно; к тому же враги усугубили свое грязное дело: мулла Абдуррахман, придя к Гульшан, сказал, что его к ней направил Салих-махдум, даже денег ей прислал, чтобы она получше выхваливала его дочь перед ханом.

— Я уже несколько месяцев не выискиваю девушек для хана, — сказала Гульшан, — но тут решила помочь человеку. Чтобы не попасть впросак, я сначала решила взглянуть на девушку. Она мне понравилась, и я пошла к хану. Не очень-то мне этого хотелось… Но, Султанали, откуда же я могла знать, что она просватана за мирзу Анвара, что кто-то хочет мстить ему! Только во сне могло присниться! Теперь все кончено, не могу же я пойти к хану и очернить девушку, которую я вчера только ему хвалила. Если мирза Анвар хочет жениться, то я знаю немало красивых девушек… Я виновата перед ним и постараюсь найти ему хорошую невесту.

Неужели все пропало?! С ненавистью думая о мулле Абдуррахмане и его друзьях, Султанали попрощался с Гульшан и ушел. Целый день он пробегал по городу, но не ощущал усталости, им владело лишь одно чувство — гнев на то, что победа досталась подлецам. Он не мог без боли думать о том, какое страшное впечатление произведет на Анвара, с его тонкой и нежной душой, эта вражеская месть. Он боялся, что Анвар, возмущенный предательством хана, не умеющего ценить людей, бросит службу во дворце.

Но, как говорит Гульшан, дело сделано. Теперь хан неминуемо станет зятем Салиха-махдума, ничего не поделаешь! Да и все равно теперь, сообщать или нет эту новость Анвару, он так или иначе узнает. Но от кого? Долго думал об этом Султанали и наконец пришел к заключению, что должен сам сообщить это Анвару. Был все же один шанс из ста за то, что трагедии можно избежать. Возможно, если он поставит в известность Анвара, тот найдет выход из положения. А может быть, все это вообще не имеет для него большого значения. И наконец, если Анвар и будет сильно задет, то, узнав из дружеских уст о грозящем ему ударе, легче перенесет его.

Утром, сотворив намаз и даже не позавтракав с семьей, Султанали отправился в дом Салиха-махдума.

Анвар только было собрался идти во дворец.

— Ну как же так можно! Почему вы ушли вчера, не дождавшись меня? — спросил он обиженно, когда Султанали вошел в михманхану.

— Меня вызвали… Но ведь оставался Сафар-ака.

Анвар, все еще с обиженной миной, спросил, завтракал ли Султанали. Тот ответил, что якобы ночевал неподалеку у родственников, напился у них чаю и вот по пути зашел к Анвару.

Друзья вышли вместе. Пройдя шагов двадцать по улице, Анвар, улыбаясь, посмотрел на Султанали.

— Когда вы вторично зашли к нам вчера, о ком вы спрашивали?

Султанали почесал лоб.

— А вы были дома, когда я вас звал?

— Я был дома, — рассмеялся Анвар и молча прошел несколько шагов. — А если и не был, то вас все равно узнали. Когда мне рассказали о вашем приходе, я очень удивился и вот с тех пор недоумеваю: кто же эта женщина, которой вы интересовались? В чем тут дело?

— Да пустяки…

— Ну все же!

Султанали шел некоторое время молча. Он был доволен, что разговор складывался благоприятно.

— Такая история… Может, вас она немного и касается, но, в общем, пустяки… Так что же, рассказать?

— Конечно, расскажите! Я очень был обеспокоен вашим неожиданным посещением.

— Вам просто ничего сказать нельзя, — рассмеялся Султанали. — Иглу вы принимаете за верблюда, а соломинку за бревно.

— Это я-то?! Хорошо же, пусть будет даже всемирный потоп, скажу, что вода мне по щиколотку… Рассказывайте!

Султанали старался говорить в полушутливом тоне, начал он с того, о чем рассказал ему Сафар-ткач. В головах, мол, у бедняги Абдуррахмана и у муфтиев только низкие мысли, они только о том и думают, как бы отомстить Анвару.

Теперь Анвар понял, почему у него в последние дни неспокойно на душе. Его предчувствия подтвердились. Слушая о том, как Сафар с помощью мальчика узнал о заговоре, Анвар посмеялся над Абдуррахманом, чем немного облегчил Султанали его трудную задачу. Но когда дело дошло до разговора с Гульшан, Анвар изменился в лице, веки его затрепетали. Впрочем, он скоро овладел собой и выглядел совсем спокойным.

— Ничего страшного, — сказал он, махнув рукой. — Я не представлял себе, что они могут пойти на такую подлость, но мести от них ожидал… Ничего особенного, Султанали-ака!

Султанали, видно, не придал значения особым интонациям в голосе Анвара и продолжал говорить в том же полушутливом тоне.

— Эти ишаки в чалмах скачут, пока не дорвутся до хлева. Просватанную девушку они хотят подсунуть хану, и этим думают отомстить мирзе Анвару. Глупцы! Они надеются, что мирза Анвар не найдет себе жены! Да ведь все девушки страны расчесывают свои косы для мирзы Анвара. Разве вы не сможете, если захотите, стать зятем главного казия, шоговула или другого такого же высокопоставленного лица! Смешно смотреть на глупцов, которые хотят камнем убить льва.

— Ничего страшного!..

— Молодец, Анвар! Я часто сердился на вас за ваше хладнокровие… Теперь я вижу, что это хорошая черта. Не поймите меня превратно, Анвар! Низость и злоба этих муфтиев и копейки не стоят. А девушка?.. Девушка — это такая вещь, которая для вас всегда найдется.

— Конечно!

Удивительно держал себя Анвар. На его лице не было и следа волнения. Султанали всячески старался его утешить, и Анвар коротко отвечал ему, кивал головой, как бы соглашаясь со всем, что он говорил.

Вместе вошли они в ханскую канцелярию. Несколько писарей уже сидели за работой. Анвар поздоровался с ними и, как ни в чем не бывало, приветствуя Шаходата, спросил его о здоровье. Султанали не мог без отвращения даже глядеть на муфтиев. Он поразился выдержке Анвара; «Настоящий джигит!»

Это была правда: сердце Анвара умело не только любить. Это было закаленное, мужественное сердце.

Султанали работал теперь в одной комнате с Анваром, сидел рядом с Шаходатом. Анвар разобрал пришедшие сегодня бумаги, прошения передал удайчи, а остальные поделил между писарями. Каждый занялся своим делом, и наступила тишина, нарушаемая лишь скрипом камышовых перьев да шелестом бумаг. Так продолжалось около часа. Затем начались разговоры. Шаходат подсел ближе к сандалу и положил рядом бумагу и перья.

— Мулла Навруз, оказывается, низкий человек, — начал он, — его дело так поразило меня, что я со вчерашнего дня не могу успокоиться.

— Низкий, низкий, — подтвердил Калоншах.

Султанали бросил взгляд на Анвара, но тот углубился в работу.

— Не откликнуться на просьбу стольких людей — только негодяй мог так поступить! Пришел час, твой сын скончался, какое же, спрашивается, отношение имеешь ты к вещам невестки?! Нет, это бесчеловечно!