Абдулла Кадыри - Скорпион из алтаря

— Ну и вашим словам доверять нельзя.

— А я считаю!..

Тут Шаходат увидел, что дело принимает серьезный оборот — вот-вот произойдет скандал, — и поспешил вмешаться в разговор:

— Зачем спорить? Оба вы правы. Однако сейчас самое главное не в том, кто из вас более прав, а в том, как поскорее убрать Султанали с его должности.

Шаходат, как сказано было выше, хорошо изучил характер Калоншаха, его слова подействовали на спорщика, и он немного поостыл.

— Вот это другое дело, — сказал он. — Правильно или нет судит Абдуррахман, мы можем руководствоваться его предположением по необходимости, но считать его истинным было бы ошибкой.

Шаходат поторопился перевести разговор на другое — он видел, что если Абдуррахман скажет насмешливо еще хоть одно слово, то Калоншаху нельзя уже будет закрыть рот.

— С этим, конечно, хватит! — отрезал он. — Мне казалось, что все обстоит благополучно, но кто же мог предполагать нечто подобное? Объяснение муллы Абдуррахмана позволит нам быстрее и легче избавиться от Султанали.

Спокойный, ровный тон Шаходата подействовал на Калоншаха, он успокоился и уже мирно спросил:

— А как избавиться?

— Очень просто, — ответил Шаходат, — мы, как предлагал мулла Абдуррахман, напишем хану, что мы думаем по этому поводу, — и все!

Мулла Абдуррахман вызывающе посмотрел на Калоншаха и почесал лоб.

Но Калоншах не был удовлетворен. Он покачал головой.

— Хан убежден теперь в верности Султанали, он нам не поверит.

— А, бросьте, хан верит только самому себе, — отрезал Шаходат. — Все равно мы напишем наше мнение. Может, он тогда разуверится в этом человеке и прогонит его из дворца. А если даже хан не поверит нам, то вреда от этого не будет. Как вы думаете, мулла Абдуррахман?

Абдуррахман кивнул головой.

— А я думаю, — сказал Калоншах, — что, если наше письмо возымеет действие, все обойдется благополучно, если нет — нас прогонят.

— Почему? — удивился Шаходат.

— Ведь станет известно, кто писал.

— Нет, — возразил Шаходат, — мы не подпишемся.

— Письма без подписи не рассматриваются.

— Э, рассматриваются, нет ли — не имеет значения. Важно, чтобы этот слух дошел до ушей хана.

— А кто писать будет?

— Пусть вас это не беспокоит, Калоншах! Будет сделано как надо!

Калоншах в конце концов согласился. Решили писать тут же, у муллы Абдуррахмана, и муфтий принялся сочинять донос.

Ночью пошел сильный дождь. На углу темной, узенькой, в размах рук, улочки, показалась чья-то тень. Укрываясь от дождя, человек вплотную приник к небольшой двери дома и начал изо всех сил в нее стучать.

— Кто там?

— Откройте, это я.

— Сафар, что ли?

— Да, да!

Раздался звон откинутой цепи. Сафар, весь промокший, вошел в узкий коридор и закрыл за собой дверь на цепь.

— Все в порядке?

— В порядке, — откликнулась старуха, открывшая дверь. — Почему так поздно?

— Не видите, что ли, как льет?

Разговаривая на ходу со старухой, Сафар вошел в тесный дворик, в котором всего на четверть от земли возвышался маленький айван, величиной с четыре циновки. В нише чадила коптилка. По одну сторону сандала сидел, очищая коробочки хлопка, слепой старик. Услыхав, что во дворе кто-то разговаривает, он прислушался, да так и застыл, зажав в руке пустую коробочку и вынутый из нее пучок ваты.

По другую сторону сандала, закрыв лицо платком, сидела какая-то женщина. Тут же поблизости стоял прибор для очистки хлопка от семян, а рядом с ним лежала куча очищенной ваты.

— Неловко нам перед этой славной девушкой, Сафар, — сказала старуха. — Как мы ни уговаривали, с утра до ночи сидит тут со стариком и чистит хлопок.

— Сестричке, должно быть, скучно, — заметил Сафар и обратился к старику: — Здравствуйте, дядюшка! Как себя чувствуете, здоровы ли?

Слепой старик, напряженно вслушиваясь, еще выше поднял голову:

— Здравствуй… Что же ты умолк, Сафар? Верно, вымок до нитки. Зайди к нашему ученому гостю.

Стараясь не смотреть на женщину с закрытым лицом, Сафар подошел к дверям комнатки, выходившим на айван.

— Вы, дядюшка, не даете скучать сестрице, рассказываете ей старые сказки?

— А дочка, оказывается, сама мастерица рассказывать, — ответил слепой. — То я ей рассказываю, то она мне. О нас не беспокойся.

— Вот и хорошо! Молодец!

С этими словами Сафар открыл дверь и вошел в комнату. Там у сандала сидел Анвар и при свете коптилки читал книгу. Увидев входящего, он поднялся с места.

— Что вы, что вы, дорогой мирза! Сидите, пожалуйста! Как ваше здоровье? Не скучаете? Я на три дня запоздал. Вы, наверное, сердитесь… Но ответа все не было, да к тому еще жена недомогала…

— Ничего, ничего! Напрасно и сегодня пришли, Сафар-ака!.. Вы здорово промокли…

— Пустяки… Вот сниму халат — и все в порядке, дорогой мирза, — сказал Сафар, стаскивая с себя промокшую одежду. — А вы сидите, прошу вас… В городе все спокойно… Все шлют вам приветы, друг ваш работает главным писарем… И я, слава богу, ни на что не жалуюсь. Хвала вам!

Анвар улыбнулся, а Сафар-ткач, присев к сандалу, достал из-за голенища сапога записку и передал ее Анвару. Тот положил записку на сандал, потом встал, снял с колышка халат и накинул его на Сафара, сидевшего в одной нижней рубахе.

— Простудитесь, Сафар-ака, завернитесь поплотнее в халат!

— Вечно вы заботитесь обо мне, дорогой мирза…

Халат был шелковый, Сафар осмотрел подкладку и смущенно добавил:

— Эх, не надел я чистую рубаху, жаль на эту надевать такой халат.

Анвар дружески махнул рукой и вскрыл письмо.

«Глубокоуважаемый брат мой, мирза Анвар!

Друзья радуются, враги грустят, близится счастливый день. Колесо судьбы, вертясь вкривь и вкось, приносит порой хорошим, разумным людям всяческие неприятности и несчастья. Но на тысячу несчастливых дней приходится все же какая-то доля счастливых. Не только горе уготовано человеку, случаются и радости. Спасаясь от неверных, пророк Мухаммед спрятался в пещеру, и с тех пор это стало правилом поведения для каждого мусульманина.

Я, ваш истинный друг и покорный слуга, спешу вас уведомить о том, что предпринятые нами меры, как волшебство, подействовали на неистового хана и всех его приспешников. Предположения, о которых я писал вам ранее, сбываются: с меня спали все подозрения, расположение ко мне хана растет. Несколько дней все эти дела хранились в тайне, хотя при дворе уже кое-кто догадался об этом, но вслух говорить не осмеливаются. Все же дан тайный приказ разыскать вас. В помощь привратникам всех городских ворот посланы лазутчики. Прошу вас, будьте очень осторожны, пока не прекратится слежка. Отъезд в Ташкент надо отложить на несколько недель. Это письмо я тоже немного задержал и доверил его Сафар-баю с опаской, потому что знаю, как за вами следят. А в характере Сафар-бая, к вашему сведению, есть черты, которые могут повредить нашему делу, — он неосторожен и слишком уверен в себе. Думаю, не лучше ли в дальнейшем держать связь через его жену? Женщина, проходя по улице, даже днем вызовет меньше подозрений, чем мужчина. Но, заклинаю вас, принимайте все меры предосторожности! Ни на секунду не предавайтесь спокойствию, остерегайтесь соседей, все время будьте начеку.