Альфред Коппард - Песнь в мире тишины [Авторский сборник]

— Ну-с, дамы, я совершил великолепное омовение, просто великолепное.

Пепперкорновская няня налила ему чашку чаю.

— Благодарю вас, Алиса, — сказал он, — вы очень любезны.

— Сахару? — воскликнула Нэнна и протянула ему банку.

— Он пьет без сахару, — поспешно вставила ее подруга.

— Как это я не догадалась, — хитро улыбнулась Нэнна. — У вас же такие прекрасные зубы.

— Что вы, что вы, совсем наоборот, — растягивая слова отозвался мистер Уоллек. — Я теперь вовсе не употребляю сахару. Еще пять лет тому назад мой врач предостерег меня насчет всяких примесей и возможных фальсификаций. И должен сказать, такое воздержание пошло мне очень и очень на пользу. Несомненно, в некоторых вопросах врачи могут дать дельный совет. Просто диву даешься.

Он отпил полчашки.

— Прекрасный чай, прекрасный.

— Налить еще?

— Нет, нет, я не допил. Да и вообще, одной чашки вполне достаточно, благодарю вас.

Он посмотрел на море, потом перевел взгляд на небо.

— Очень милое местечко.

Затем поставил чашку на камни между ног и неожиданно продекламировал:

— Какие прелестные стихи! — прошептала Нэнна.

— К сожалению, я их плохо помню, — продолжал мистер Уоллек, — потому что они написаны на шотландском диалекте.

— Их сочинил Бернс, — пояснила пепперкорновская няня.

— Совершенно верно, — подтвердил мистер Уоллек и одним духом допил чай.

Нэнна мечтательно смотрела, как поблескивают его старательно начищенные ботинки на толстой подошве и густо розовеет не прикрытая одеждой кожа. Даже от вида украшенной пучком волос родинки на его виске сердце у нее сладко млело… Но она тут же очнулась от своих грез: пепперкорновская няня вдруг назвала мистера Уоллека по имени! «Джордж!» — сказала она. Остального Нэнна уже не слышала. Она так смутилась, так перепугалась, что вся одеревенела, а потом, так же неожиданно, обмякла. Пепперкорновская няня произнесла это имя вроде бы совсем естественно, но в голосе ее прозвучала подчеркнуто собственническая нотка. Нэнне померещилось, будто мистер Уоллек обернулся к Алисе и спросил: «Что, дорогая?» — хотя и этого она не могла бы сказать наверное. Впрочем, все, по-видимому, было именно так, потому что мистер Уоллек держал Алису за руку, а та смотрела на него и улыбалась. Нэнна слышала их голоса, но не понимала, о чем они говорят. Слова доносились до нее, но это был лишь отзвук ее собственных рухнувших надежд, неосознанных и все же так грубо попранных.

А потом мистер Уоллек и Алиса поднялись и, не сказав Нэнне ни слова, побрели вдоль берега. Правда, ушли они недалеко и скоро вернулись, но снова прошли мимо Нэнны, уже в обратном направлении. И так еще раз, и еще. И все время без умолку болтали и хихикали как дети.

Нэнна стала было кидать камешки в старую, ржавую банку, валявшуюся неподалеку, но, так и не попав, принялась укладывать в корзинку свою чайную посуду. Потом уложила Алисины пожитки в пепперкорновскую корзинку. Пока она занималась этим, мистер Уоллек ушел, и Алиса вернулась на свое место.

— Вы что, уже собираетесь? — удивилась она.

— Вроде бы пора, — кисло бросила Нэнна.

— Еще рано.

— А по мне так уже поздно.

— Что случилось?

— Ничего.

— Вы чем-то расстроены?

— А чего мне расстраиваться?

— Быть может, вы мне скажете, в чем дело?

— Ни в чем.

Они покричали детям, чтобы те собирались домой. Дети заупрямились, и няни неохотно отправились за ними на косу. Когда они подходили, раздались громкие крики — дети снова ссорились. Сэлли, пронзительно визжа, топтала песочный замок, возведенный Пепперкорнами. На нее тотчас обрушилась карающая длань Реймонда, и девочка растянулась в луже. Спасая честь семьи, Джимми огрел Реймонда по голове ведерком, за что тут же, к позору своему, получил пинок от Урсулы. Нэнна бросилась к Сэлли и вытащила ее из лужи.

— Ну вот, вымокла с головы до пят, словно лягушка. Ах, господи, господи! — запричитала она и бросила пепперкорновской няньке: — Нечего сказать, воспитание! Могли бы все-таки научить своих вести себя получше.

— Чепуха! — отрезала Алиса. — Ваши первые начали.

— Ничего подобного. Это все ваши паршивцы. Заберите их отсюда. И зачем только мы с ними связались! Надо ж догадаться — утопить ребенка!

— Послушайте… — начала было пораженная Алиса.

— И слушать ничего не хочу, — пренебрежительно отмахнулась Нэнна и принялась выжимать оборки на платье Сэлли. — Говорить-то вы мастерица — за словом в карман не полезете.

Алиса поспешно отвела своих питомцев от Джимми, стоявшего в боевой готовности.

— Ну, ты, звереныш, сейчас же прекрати! — прошипела она.

— Очень мило так обзывать невинного ребенка! А еще в бога веруете! — немедленно набросилась на нее Нэнна.

— Скажите, пожалуйста, невинный ребенок! А верую я достаточно, чтобы у черта рога разглядеть.

— Оно и видно. Идем, Джимми, — позвала Нэнна, — идем скорее, голубчик, а то они еще какую-нибудь гадость придумают.

Оскорбленная сверх всякой меры, но от растерянности не нашедшая достойного ответа, Алиса гордо проследовала со своим выводком к берегу.

— Ох, уж мне эти выскочки! Так и норовят нос в чужие дела сунуть, — громко продолжала Нэнна. — Зато теперь мы знаем, как с ними себя вести, и в другой раз не оплошаем, верно, детки?

Реймонд и Урсула обернулись и высунули языки.

— Грубияны! — завопил деликатный Джимми.

Осыпая детей ласками, Нэнна вела их по песчаной косе, пока противник не скрылся из виду.

Начинался прилив. Волны стали снова набегать на песок, слизывая следы босых детских ножек. В канавках и лужах закружилась белая пена. А солнце безразлично бросало жаркие лучи и на коричневый парус застывшего вдалеке траулера и на белоснежную грудь крачки, стремительно несущейся к волнам.

Нэнне стало жаль, что она… Впрочем, чего теперь жалеть? Она поняла, как низки бывают те, кто не знает границ дозволенного. А ведь эта особа не настолько уж моложе ее самой. И знакома с ним меньше месяца. Как будто не могла найти другого места — обязательно сюда надо было приехать, в чужие дела влезть.

— Поглядите, какое большое стало море! — обратилась она к детям. — По-моему, оно все растет и растет.

— Когда мы пойдем домой, я еще наподдам этому Реймонду, — грозно объявил Джимми.

— И не подумаешь, — остановила его Нэнна. — И вообще вы с ними больше не будете водиться.

— А я все равно ему наподдам. И Урсуле тоже наподдам.

— Нет, ты у меня рукам воли давать не будешь. С меня довольно и того, что было.

Сэлли протянула няне ладошки и, весело смеясь, запрыгала перед ней:

— Нэнна, у меня одна ручка хорошая, а другая плохая. Эту зовут Питер, а вот эту Пампкин. Пампкин — ужасный озорник. Знаешь, что он делает? Он скребет мне головку!