Альфред Коппард - Песнь в мире тишины [Авторский сборник]

Работа целиком захватила меня, и мне не надо никакой платы — моих средств мне вполне достаточно. Зато так приятно сознавать, что твои старания ценят, — мне ведь только это и нужно, а это совсем немного. Врачи действительно очень ценят такие вещи. Они замечательные, чудесные люди — прекрасные, неутомимые, преданные делу. Я знакома со всеми ними, и все они изумительны. Да вы и сами знаете: день-деньской, даже ночью, они всецело принадлежат ближним, и так из года в год. А что они получают взамен? Очень часто ничего, ровным счетом ничего. Больные такие нечуткие, такие эгоистичные. Это, должно быть, так обидно.

— Ну, что вы, мэм! — возразил Корни. — Ведь не могут же больные помочь себе сами.

— Нет, могут, могли бы, если бы захотели, и притом довольно часто.

— Полно! Они затем и ложатся в больницу, чтобы им помогли, — продолжал Корни.

— Знаете, я часто не понимаю, зачем они вообще туда ложатся, — отрезала Флора Филд. — Пожалуй, только с одной целью — чтобы покритиковать то, в чем они ничего не смыслят, и поворчать на то, что выше их понимания.

— А чего от них требовать? — попробовал объяснить Корни. — Мы и в хорошее-то время сущие невежды, а уж как захвораем, так и вовсе теряемся — ни дать ни взять телята в церкви.

— И все-таки они могли бы выказывать побольше признательности, я уверена в этом, — отпарировала мисс Филд. — Они часто нам не доверяют, а уж если кто умрет, все валят на доктора.

— Больных нельзя за это винить, во всяком случае всех кряду.

— Конечно, нельзя. Их никто и не винит, — сказала она. — Это все из-за болезни. Но от врачей, от этих подвижников, требуют, чтобы они исцеляли мгновенно, одним мановением руки. А сами больные часто даже… Ну, словом, не думают ни о чем, кроме своих удобств. Не все, разумеется, не поймите меня превратно, но многие. Я часто удивляюсь, почему так много больных умирает ночью? Без сомнения, на это есть какая-нибудь серьезная научная причина, но все-таки странно.

За время беседы дама ни разу не повернулась к мистеру Бэрону. Где-то в глубине сознания Корни понимал, что, совершенно безвозмездно взвалив на себя такое бремя, мисс Филд, каковы бы ни были ее финансовые обстоятельства, безусловно, совершила великолепный поступок: она отдает работе всю жизнь, а это, конечно, очень благородно. И все же где-то в еще более глубоких тайниках души у него возникло и росло смутное ощущение того, что даже в случае крайней необходимости ему было бы неприятно воспользоваться великодушием мисс Филд, хотя он и сам не мог бы сказать почему.

— Больница — замечательное учреждение, — продолжала она. — Здесь достижения науки и преданность делу соединяются воедино и служат на благо людям.

Когда работаешь в больнице, — тут зубы мисс Филд, разгрызавшей гренок, щелкнули, как у рыси, когда та пожирает свое беззащитное лакомство, — чувствуешь, что рядом с тобой действуют… э-э… великие силы. А вы тоже бываете в больнице? — внезапно спросила она, в первый раз оборачиваясь к Корни.

— Я… Я навещаю тут одного человека.

— Больного?

— Да, — после некоторого колебания ответил торговец.

— В какой палате?

— В женской палате. В женской, — повторил он, и мисс Флора снова устремила взгляд в окно.

— Кто ее лечащий врач?

— Доктор Хедкорн.

— Это просто замечательно! — взвизгнула дама. — Я его отлично знаю. Вам повезло. Такой милый, такой умный человек, и к тому же знаменитый хирург. Просто гений. Вам повезло, что ваша больная попала к нему. За частный визит он берет, наверное, не меньше сотни гиней.

— Что вы говорите!

Корни был потрясен столь огромной цифрой.

— Боже мой, ну конечно! Сто гиней, самое меньшее. Это именно тот человек, который вам нужен. Ему случается делать по десять операций за утро, даже больше. Он так предан своему делу, так добр. Святой, чудный человек! Сестры просто обожают его.

— Разумеется, для такого человека ничего не жалко. Дай ему бог всего хорошего.

— Да, просто обожают, — вздохнула мисс Филд.

— И сестрам дай бог всего хорошего. У них тоже работы выше головы, — с жаром продолжал Корни. — Я сам видел — трудятся день и ночь, день и ночь.

— Да, славные девочки, — неохотно согласилась мисс Филд.

— По-моему, они украшение рода человеческого, — убежденно сказал Корни.

— Знаете, со многими из них я на дружеской ноге, — вставила она.

— Но мне хотелось бы, — продолжал торговец, — очень хотелось бы, чтобы в палатах они не носили туфель на высоком каблуке.

— А разве они носят? — удивилась дама.

— Все до одной, — констатировал Корни.

— А что же им, по-вашему, носить? — осведомилась она.

— Шлепанцы, — ответил Корни, — мягкие, покойные шлепанцы.

— Ну, что вы! — запротестовала Флора Филд.

— И потом, если позволите, вот что еще нужно бы сделать…

И, положив локти на стол, Корни спокойно и деловито рассказал ей, как из печек с грохотом падает на пол уголь.

Мисс Флора выразила уверенность, что и на это есть своя причина.

— Не думаю, — возразил Корни. — Чтобы это устранить, достаточно куска проволоки стоимостью в несколько пенсов. И потом еще бельевые корзины. Зачем их непременно волочить по полу, чтобы они скрипели и скрежетали?

— Их трудно поднимать, они слишком тяжелые, — ответила мисс Филд.

— Не такие уж тяжелые, чтобы к ним нельзя было приделать колесики.

— Ах, поверьте, на все есть своя причина!

— Навряд ли, — отозвался Корни. — Да и служили бы эти корзины куда дольше.

— Правда, в палаты я не захожу, — продолжала свои пояснения мисс Филд. — Я не касаюсь лечебной стороны дела. Моя работа состоит… Да вот, к примеру, уже целую неделю я чиню халаты, десятки халатов, вы даже не представляете себе — сколько. Вчера я перечинила огромную кучу — чуть ли не выше меня самой. Пуговицы, дырки, карманы, швы и прочее. И знаете, врачи тут совсем ни при чем — это всё прачки. Они так небрежно и неаккуратно обращаются с бельем, словно им дела ни до чего нет. Все-таки они ужасно тупые.

Тут дама громко чихнула.

— Малость простудились, мэм, — заметил Корни.

— Да, небольшой катар, — подтвердила она. — И, знаете, ничто не помогает. Я перепробовала бог знает сколько всяких лекарств. Врачи дают мне кучи рецептов, и нате вам — я просто неизлечима.

Корни достал из кармана пакетик прославленных таблеток, которые купил для Мегги.

— Попробуйте вот это, — сказал он, надрывая пакетик, и, подойдя к ее столу, выложил на него три темные горошины.

— Вы очень любезны, — чуточку презрительно протянула дама, и что-то вроде удивления промелькнуло в ее блеклых глазах. — А они помогают?

— Очень, мэм, — заверил ее Корни. — Самое верное средство от кашля, простуды и всякой прочей хвори.

— Как они жгутся! — воскликнула она.