Эрнест Хемингуэй - По ком звонит колокол

– Твой родич, всем известный Иуда Искариот, даже повесился от этого, – сказала Пилар.

– Не говори со мной так, женщина, – сказал Пабло. – Не видишь разве? Вернулся я. Не надо про Иуду и все такое. Я вернулся.

– Что это за люди, которых ты привел? – спросила Пилар. – Они хоть стоят того, чтобы ты за ними ездил?

– Son buenos [162] Они хорошие ( исп .). , – сказал Пабло. Отважившись, он посмотрел прямо в глаза Пилар, но тут же отвел взгляд.

– Buenos y bobos , хорошие и глупые, готовые умереть и все такое прочее. A tu gusto , тебе по вкусу. Как ты любишь.

Пабло снова в упор посмотрел на Пилар и на этот раз не отвел взгляда, а продолжал смотреть прямо в глаза своими маленькими свинячьими глазками в красной обводке.

– Ах, ты, – сказала она, и в ее хриплом голосе снова послышалась нежность. – Ты! Наверное, если уж что-то в человеке было, так что-то от этого останется навсегда.

– Listo [163] Я готов ( исп .). , – сказал Пабло, теперь глядя на нее прямо и решительно. – Я готов ко всему, что принесет этот день.

– Я верю, что ты вернулся, – сказала ему Пилар. – Теперь верю. Но, hombre , как же далеко ты уходил.

– Угости меня еще глотком из твоей бутылки, – попросил Пабло Роберта Джордана. – А потом – в путь.

В темноте они через лес поднялись по склону к узкому ущелью. Все были тяжело нагружены и шли медленно. Лошади тоже тащили много поклажи, навьюченной поверх седел.

– Будет нужно – поклажу можно скинуть, – сказала Пилар. – Но если удастся сохранить, этого хватит, чтобы разбить новый лагерь.

– А где остальные боеприпасы? – спросил Роберт Джордан, когда они закрепляли груз на спинах лошадей.

– Вон в тех седельных сумках.

Роберт Джордан чувствовал тяжесть своего заплечного мешка, гранат, оттягивавших карманы, отчего воротник куртки впивался в шею, револьвера, висевшего на бедре, и автоматных магазинов, распиравших карманы брюк. Во рту все еще оставался привкус кофе; в правой руке он нес автомат, а левой то и дело поддергивал вверх воротник, чтобы ослабить врезавшиеся в плечи лямки мешка.

– Inglés , – обратился к нему Пабло, шагавший рядом в темноте.

– Что?

– Те, которых я привел, считают, что все пройдет хорошо именно потому, что я их привел, – сказал Пабло. – Ты уж не говори ничего такого, что может их расстроить.

– Ладно, – ответил Роберт Джордан. – Главное, чтобы все действительно прошло хорошо.

– У них пять лошадей, sabes ? – вкрадчиво сказал Пабло.

– Отлично, – сказал Роберт Джордан. – Надо собрать всех лошадей в одном месте.

– Хорошо, – ответил Пабло и не добавил ни слова.

Вряд ли ты пережил чудесное обращение, вроде как на дороге из Тарса [164] Тарс – киликийский город, в котором, как считается, родился святой апостол Павел. Во время его путешествия из Тарса в Дамаск Господь, узревший в нем «сосуд избранный Себе», чудесным образом призвал его к апостольскому служению. Здесь обыгрывается аллюзия имен Пабло – Павел. , старина Пабло, думал на ходу Роберт Джордан. Нет. Твое возвращение, конечно, своего рода чудо. Но канонизировать тебя едва ли кому-нибудь придет в голову.

– С этими пятью я захвачу нижний пост, как должен был сделать Сордо, – сказал Пабло. – Перережу провод и отойду к мосту, как было задумано.

Мы ведь уже обсудили это десять минут назад, подумал Роберт Джордан. Интересно, почему он снова…

– А потом, может, нам удастся уйти в Гредос, – продолжил Пабло. – По правде говоря, я много думал об этом.

Наверное, за последние несколько минут тебя посетило еще одно прозрение, сказал себе Роберт Джордан. Еще одно откровение на тебя снизошло. Не верится, однако, что ты и меня с собой пригласишь. Нет, Пабло. Не настолько я простодушен.

С той минуты, когда Пабло вошел в пещеру и объявил, что привел с собой пять человек, Роберт Джордан все больше укреплялся в надежде на успех. Увидев, что Пабло своим возвращением снова резко изменил сюжет трагедии, согласно которому ситуация развивалась с тех пор, как пошел снег, он не то чтобы поверил, будто к нему вернулась удача – в удачу он вообще не верил, – но почувствовал, что дела стали складываться к лучшему и что теперь успешный исход возможен. На смену уверенности в неминуемом провале пришла надежда, которая постепенно наполняла его, как насос медленно наполняет воздухом спустившееся колесо. Поначалу вроде бы ничего не происходило, хотя какое-то шевеление уже было заметно – так схлопнувшаяся резиновая покрышка начинает едва заметно шевелиться при первых порциях поступающего в нее воздуха, – но теперь надежда прибывала неуклонно, как наступающий на берег прилив, как сок, растекающийся по дереву, пока он не начал ощущать, что вот-вот придет то состояние, в котором отвергаются все опасения и которое зачастую оборачивается настоящим счастьем предвкушения боя.

Это был его главный дар, талант, делавший его пригодным для войны, – способность если не игнорировать, то презирать вероятность любого плохого исхода. Это качество подрывали слишком большая ответственность за других или необходимость выполнять нечто, плохо спланированное и плохо продуманное. В таких обстоятельствах плохой исход, провал игнорировать невозможно, поскольку это не просто вероятность краха для тебя лично, которую можно не принимать во внимание. Он знал, что сам он – ничто, и знал, что смерть – ничто. В это он верил искренне, как только можно искренне верить. В последние несколько дней он понял, что вместе с другим человеком он может быть всем. Но в глубине души догадывался, что это – исключение. Которое выпало нам, подумал он. В этом мне несказанно повезло. Наверное, это было дано мне потому, что я никогда не просил. И этого никто у меня не отнимет, и этого я не смогу потерять. Но это прошло, закончилось сегодня утром, теперь впереди – работа.

И все же я рад видеть, сказал он сам себе, что к тебе понемногу возвращается то, чего тебе какое-то время так не хватало. Ты совсем было сник. Мне даже стыдно за тебя бывало. Только ведь я и был тобой. Никакого «я», имеющего право тебя судить, не существует. Оба мы были в плохой форме: ты, я, мы оба. Ладно, хватит. Перестань раздваиваться, как шизофреник. Одного за раз вполне хватит. Теперь с тобой опять все в порядке. И, слушай, ты не должен весь день думать о девушке. Ты ничего не можешь сейчас сделать, чтобы защитить ее, кроме как держать подальше от всего этого, и именно это ты делаешь. Судя по всему, лошадей будет много. Лучшее, что ты можешь для нее сделать, это хорошо и быстро выполнить свою работу и убраться отсюда, а размышления о ней будут тебе только мешать. Так что выкинь ее из головы.

Придя к такому выводу, он остановился и подождал, когда Мария подойдет к нему вместе с Пилар, Рафаэлем и лошадьми.