Эрнест Хемингуэй - По ком звонит колокол

– Привет, guapa , – сказал он ей в темноте. – Как ты?

– Я – хорошо, Роберто, – ответила она.

– Ни о чем не тревожься, – сказал он и, перехватив автомат левой рукой, правую положил ей на плечо.

– Я не тревожусь, – сказала она.

– Все очень хорошо подготовлено, – сказал он. – Рафаэль будет приглядывать за лошадьми вместе с тобой.

– Я больше хотела бы быть при тебе.

– Нет. Ты нужней всего при лошадях.

– Ладно, – сказала она. – Буду при лошадях.

В этот момент одна из лошадей заржала, и снизу, с поляны между скалами, ей ответила другая, ржание достигло высокой дрожащей ноты и резко оборвалось.

В темноте Роберт Джордан различил табунок новых лошадей. Он решительно направился вперед и подошел к ним вместе с Пабло. Люди стояли возле своих коней.

– Salud , – сказал Роберт Джордан.

– Salud , – ответили ему из темноты. Лиц он разглядеть не мог.

– Это Inglés , динамитчик, он пойдет с нами, – сказал Пабло.

Все промолчали. Возможно, они кивнули в темноте.

– Давай уже начинать, Пабло, – сказал кто-то. – Скоро рассветет.

– Вы принесли еще гранат? – спросил кто-то другой.

– Полно́, – ответил Пабло. – Наберете сколько нужно, когда оставим лошадей.

– Ну, так пошли, – сказал кто-то еще. – Мы уже полночи ждем.

– Hola , Пилар, – сказал первый, когда женщина подошла к ним.

– Que me maten [165] Чтоб мне провалиться ( исп .). , если это не Пепе, – хрипло отозвалась Пилар. – Как ты, пастух?

– Хорошо, – ответил мужской голос. – Dentro de la gravedad.

– Что это у тебя за лошадь? – спросила Пилар.

– Это серый, Пабло дал, – ответил мужчина. – Знатный конь.

– Ну, хватит, – перебил другой голос. – Пошли уже. Что толку тут болтать?

– А ты как поживаешь, Элисио? – спросила его Пилар, мужчина уже садился в седло.

– А что мне сделается? – грубо ответил он. – Кончай болтать, женщина, дело делать надо.

Пабло сел на великана-гнедого.

– Закрой рот, и все – за мной, – сказал он. – Я отведу вас туда, где мы оставим лошадей.

Пока Роберт Джордан спал, пока обдумывал, как взорвать мост при новых обстоятельствах, пока он был с Марией, Андрес медленно продвигался вперед. До республиканской территории он шел, минуя фашистские заграждения, настолько быстро, насколько может идти в темноте здоровый крепкий крестьянин, хорошо знающий местность. Но как только он попал на территорию Республики, все страшно замедлилось.

Теоретически, стоило ему показать пропуск, выданный Робертом Джорданом и скрепленный печатью S. I. M., и удостоверение с той же печатью, и его должны были незамедлительно пропускать повсюду, чтобы он мог поскорее добраться до места назначения. Но первый же командир роты, с которым ему пришлось столкнуться на передовой, отнесся к его миссии с тупой и непробиваемой подозрительностью.

Этот ротный повел Андреса в штаб батальона, где уже батальонный командир, до начала движения бывший парикмахером, лично выслушав рассказ о его задании, горячо взялся за дело. Этот батальонный командир, которого звали Гомес, отругал ротного за глупость, похлопал Андреса по спине, угостил плохим коньяком и сообщил, что сам он, бывший брадобрей, всегда хотел стать guerrillero . Потом он поднял своего адъютанта, передал ему командование батальоном и послал дневального за мотоциклистом, велев разбудить его. Он не отправил Андреса в штаб бригады с мотоциклистом, а решил сам отвезти его, чтобы ускорить дело; Андрес сел позади него, вцепился в переднее сиденье, и они с ревом, подскакивая на изрытой воронками горной дороге, с обеих сторон окаймленной двойными рядами больших деревьев, помчались вперед; луч света от передней фары мотоцикла выхватывал из темноты побеленные снизу стволы деревьев, кора которых вместе с известкой была во многих местах ободрана и разорвана осколками снарядов и пулями еще в первое лето войны, когда на этой дороге шли тяжелые бои. Они въехали в маленький курортный городок, где в доме с развороченной крышей находился штаб бригады, Гомес, как бывалый мотогонщик, резко остановил свой мотоцикл и прислонил его к стене дома, из которого вышел заспанный часовой, при виде Гомеса вставший по стойке «смирно». Гомес протиснулся мимо него в большую комнату, стены которой были увешаны картами; за столом с настольной лампой, двумя телефонными аппаратами и газетой «Мундо обреро», прикрыв глаза зеленым козырьком, сидел очень сонный офицер.

Офицер поднял голову, посмотрел на Гомеса и сказал:

– Ты чего явился? Никогда не слыхал, что существует телефон?

– Мне нужно повидать подполковника, – сказал Гомес.

– Он спит, – ответил офицер. – Я еще за милю увидел на дороге свет от твоей фары. Ты что, хочешь, чтоб нас снарядами накрыло?

– Позови подполковника, – сказал в ответ Гомес. – У нас очень важное дело.

– Говорю же тебе – спит он, – повторил офицер. – А что это за бандит с тобой? – Он кивнул на Андреса.

– Это guerillero с той стороны фронта, у него донесение чрезвычайной важности для генерала Гольца, командующего наступлением, которое состоится на рассвете за Навасеррадой, – взволнованно и серьезно объяснил Гомес. – Ради бога, разбуди Teniente-Coronel .

Офицер унылым взглядом посмотрел на него из-под зеленого целлулоида.

– С ума вы, что ли, все посходили? – сказал он. – Ни про какого генерала Гольца и ни про какое наступление я знать ничего не знаю. Забирай своего охотника и езжай обратно в батальон.

– Говорят тебе – разбуди Teniente-Coronel , – повторил Гомес, и Андрес заметил, как сжались у него губы.

– Иди ты знаешь куда, – лениво огрызнулся офицер и отвернулся.

Гомес вынул из кобуры свой тяжелый девятимиллиметровый «стар» и приставил его к плечу офицера.

– Разбуди его, ты, фашистская сволочь, – сказал он. – Разбуди – или я пристрелю тебя.

– Успокойся, – сказал офицер. – Какие вы, парикмахеры, нервные.

В свете настольной лампы Андрес увидел, какой ненавистью исказилось лицо Гомеса. Но он лишь повторил:

– Разбуди его.

– Дневальный! – крикнул офицер раздраженным голосом.

В дверях появился солдат, отдал честь и, получив приказание, вышел.

– У него сегодня невеста гостит, – сказал офицер и снова опустил глаза в газету, которую читал до их появления. – Не сомневаюсь, что он будет счастлив вас видеть.

– Вот именно такие, как ты, мешают нам выиграть войну, как мы ни стараемся, – сказал Гомес штабному.

Офицер не обратил на его слова никакого внимания. Продолжая читать, он невзначай, словно про себя, заметил:

– Какая чудна́я газета.

– Чего б тебе тогда не читать El Debate ? Это газета как раз для тебя.

Гомес назвал главную консервативно-католическую газету, выходившую в Мадриде до начала движения.