Станислав Рудольф - Дальтоник

— А как насчет поцелуя? — заметил Камил Маржик, и все женщины радостно захихикали. Директор Ракосник, однако, сохранил соответствующую его положению благопристойность.

Вернувшись обратно и снова встав во главе стола, директор взглянул на ручные часы, чтобы убедиться, что еще не так поздно и можно продолжить собрание. Он хотел также поставить в известность коллектив, кого именно он выдвинул на звание «Образцовый учитель».

— Мы полагаем… — Он стал обосновывать свое предложение, употребляя приятное и звучащее по-королевски множественное число. — Мы полагаем… — и аудитория теперь могла считать, что за его решением стоят по меньшей мере все три миллиарда жителей нашей планеты, — …что этого звания за проявленную инициативу в деле обучения и воспитания подрастающего поколения, за неустанную заботу о знаниях учащихся заслуживает товарищ… — Пауза, как фотовспышка и улыбка… — Власта Пудилова!

Директор Ракосник не мог не видеть, что всех, кроме Гавелки, который уже это знал, его предложение несказанно поразило. Конечно, возражений не было, были лишь одобрительные возгласы женщин, Властино смущение, и был Прскавец, который, вдруг окончательно проснувшись, крикнул Пудиловой:

— Давай, давай, беги за пузырьком!

Губерт Влах закурил сигарету, краска уже сбежала с его лица и словно растворилась, исчезнув в бороде, усах и облачке сигаретного дыма. Каплирж, как обычно, что-то записал в свой блокнот. Бенда хитренько подмаргивал Пудиловой, а Камил Маржик шептал Геленке на ушко нечто такое, что наверняка не имело никакого отношения к кандидатуре на звание «Образцовый учитель».

По тому, как отреагировали собравшиеся, директор почувствовал, что обязан свое предложение хоть в общих чертах, но все-таки обосновать:

— Мы все знаем, что Власта Пудилова тщательно готовится к урокам, творчески использует дидактический материал, уделяет время детям, матери которых работают, и тем, которые отстают. Я много раз присутствовал на уроках товарищ Пудиловой и могу со всей ответственностью заявить, что работа с учащимися ею ведется на высоком идейно-политическом уровне, хотя сама она беспартийная. Полагаю, что именно по этой причине ее труд должен быть оценен нами еще выше, идейность уроков Пудиловой заслуживает высочайшей оценки…

Все присутствующие выслушали его слова молча и ревниво. Никто не возражал, и это вполне естественно, но Прскавцу показалось, что наступившая после речи директора тишина излишне затянулась, и потому он крикнул Пудиловой через весь стол:

— Знаешь, Власта, если б кто-нибудь произнес такое в мой адрес, я бы потребовал себе не звание «Образцовый учитель», а памятник в Наардене! — и сам расхохотался, представив себе такое. — И не просто памятник, а конный! — добавил он.

Директор Ракосник отнесся к его шутке благосклонно и объявил, что ввиду всеобщей поддержки и согласия не находит более причин задерживать присутствующих. Он поднялся и, сопровождаемый Гавелкой, поспешно собравшим со стола все бумажки, отправился в свой кабинет.

— Ты полагаешь, что так оно и должно быть? — спросил Губерта уже на лестнице Йозеф Каплирж.

— Это насчет Власты? А почему бы и нет!

— А тебя не удивляет, что директор принял такое решение единолично? — Каплирж ухватился за стеклянную ручку двери и держал ее до тех пор, пока не вышел Губерт. Вслед за ним из учительской отправился и он.

— Нет, — отрезал Губерт, поднимая воротник, потому что на улице шел дождь.

— А меня — да!

— С некоторых пор, Йозеф, — сказал Губерт Влах, протягивая ему руку: здесь, у школы, их пути расходились, — меня подобные вещи уже не волнуют и не удивляют, понятно? Будь здоров! — Он распрощался и поспешил на автобус. Каплирж смотрел ему вслед, а Губерт торопливо шагал по тротуару, обходя грязные лужи.

Никогда еще Власта не возвращалась домой в таком прекрасном, приподнятом настроении. Неважно, что она от волнения забыла в классе зонтик и бежала через весь город под проливным дождем. На площади, впрочем, она шла под сводами арки, хоть на какое-то время укрывшей ее от холодных капель, назойливо стекавших за воротник. Домой Власта пришла промокшая до нитки. Ну чем не русалка! Платок — хоть выжми, от прически, сделанной несколько дней назад, не осталось и следа, в левой туфле чавкает вода. Она, конечно, могла обождать в школе, пока хоть немного поутихнет дождь, но что-то гнало ее домой, ей просто необходимо было поделиться своей неожиданной радостью, выговориться, рассказать кому-то, кто не сочтет ее слова пустым тщеславием.

Калитку Власта открыла сама, но в запертых дверях дома ключ торчал изнутри. Власта позвонила, и тут же послышались быстрые шаги Стани, спускавшегося вниз по лестнице. Станя увидел ее через застекленное оконце и воскликнул, еще не успев отпереть:

— Ну и вид же у тебя, мама! — Он отодвинулся, чтобы пропустить ее, и запер дверь. — Почему не позвонила? Я бы за тобой приехал!

— Здравствуй!.. — сказала Власта устало, но улыбкой давая понять, что жизнь не так уж плоха. Она скинула промокшую одежду, стряхнула воду на кафельный пол, сняла платок, пальто и свитер, плечи которого украшали мокрые потеки, спустила на пол серую юбку и в одной комбинашке и блузке побежала в ванную, оставляя на кафельном полу мокрые следы.

— Где отец? — поинтересовалась она и пустила горячую воду.

— Дома… — ответил Станя, собирая ее одежду. Власта через приоткрытую дверь видела, как он достает из шкафа плечики, аккуратно вешает юбку, как расправляет на батарее платок. Это обрадовало ее. Он снова был ее сыном Станей, таким, как прежде.

В тот раз, когда Станя возвратился от Милады, Власта поняла, что между ними произошла ссора. Но ни о чем не спросила. Станя долго не ложился спать, его комната находится над их спальней, и Власта со своей кровати видела верхние ветви освещенных деревьев. Лишь на другой день к вечеру она словно бы мимоходом спросила:

— Ты сегодня останешься дома?

Станя ужинал. С трудом проглотив кусок, он уперся локтями в стол и сказал:

— А куда я должен идти?

— К Миладе… — ответила Власта самым естественным тоном и положила на свою тарелку два ломтика ветчины и половину крутого яйца.

Станя, тщательно пережевывая, как она учила его в детстве, резанул:

— Нет, я никуда не пойду! Останусь дома!

— Уж не поссорились ли? — вмешался отец.

Станя доел все и взял себе еще ветчины.

— Да так… немного, — ответил он неопределенно.

— Из-за того? — поинтересовалась Власта.

— Гм…

Пудил наблюдал за ней. Он, как обычно, не знал, что происходит в доме, но, уже свыкнувшись с тем, что находится вне игры, сам того не заметив, безропотно отдал пальму первенства жене. Так уж повелось с первых дней их супружеской жизни. Иногда Пудил объяснял это профессиональной болезнью: Власта руководит и командует в школе, карает и награждает своих учеников и не удивительно, что подобные проявления она привнесла в их семейную жизнь. Пудил привык, как привыкают — он слыхал — и к темнице, и к виселице.