Лисандро Отеро - Так было. Бертильон 166

Молодежи свойственно мечтать. Сын будет продолжать борьбу, что бы ты ему ни сказал. Он будет бороться до самой смерти.

«Но если его убьют, пусть убьют и меня. Тогда я буду мстить за него, только за него и ни за кого больше!»

— Если его убьют?..

Он спохватился, что сказал это вслух, затянулся, но сигара погасла. Он швырнул окурок за кресло и тыльной стороной ладони вытер потный лоб. Взрыв бомбы, громкий крик за окном заставили его вздрогнуть. Он встал и растерянно шагнул к входной двери.

— Ты слышал, Гильермо? Слышал? — донесся из кухни встревоженный голос жены.

Он снова сел. Вынул из кармана новую сигару и зажег спичку.

Жена вошла в столовую, дрожа от испуга.

— Ты слышал? Бомба!

Спичка жгла ему пальцы, но он не торопясь прикуривал.

— Да. Это бомба.

— А Карлос на улице, — сказала она со слезами в голосе.

— Ну и что? — спокойно спросил он, помолчал, затягиваясь, и закончил: — Ну и что? Ты же знаешь, что Карлос не вмешивается в эти дела.

Потом вынул сигару изо рта и сильно дунул на спичку.

Как ни бился Кико, ему не удавалось убедить тещу перейти жить к нему.

— Не будет же она спать со мной в одной постели, — говорила Лола. — На что я ей там нужна?

— Но вы знаете, какая она своевольная. Ради бога, Лола, идемте со мной! Если она увидит, что я пришел без вас…

Она повернула свое землисто-бледное лицо и взглянула ему в глаза.

— Может быть, это ты боишься?

— Нет, сеньора, ей-богу, нет! Дело в том…

— Я тебе уже сказала, что не пойду, — перебила его теща. — Ни за что на свете. Чтобы я вышла ночью на улицу? И речи не может быть! Тем более из-за ее блажи. Ты что, совсем с ума сошел? Завтра днем приду, но не теперь.

— Но ведь еще нет и восьми!

— Да хоть бы и семи не было. Уже темно. А в темноту никто не вытолкнет меня из дому. Разве что умрет кто-нибудь, упаси господи!

Портной настаивал:

— Вы же знаете, какая она. Сама не заснет и мне спать не даст.

— Ну уж это дело твое. Муж ты ей или нет?

Лола, худая, старая мулатка, родившая четырнадцать и выкормившая десятерых детей, дважды оставалась вдовой. Сейчас ей было под семьдесят, но старуха без единой жалобы вела хозяйство и лишь недавно перестала брать стирку у соседей. Эту седую, с жиденьким пучком на затылке, но с гладким лицом женщину Кико за четыре года ни разу не видел больной. Как заведенная, она целый день сновала по дому, полная неиссякающей энергии.

Энергичные отказы Лолы не сломили упорства портного. Он решил переждать, зная тещину привычку не соглашаться с первого раза. Всегда приходилось подолгу упрашивать ее, пока она наконец уступала, словно приносила нелегкую жертву на алтарь милосердия.

Вдруг старуха встала и направилась в столовую.

— Ладно, иди поешь.

Кико удивился, но покорно пошел следом.

Старуха объяснила:

— Раньше мы ужинали рано, но тогда голод начинал мучить ночью. Теперь мы привыкли есть суп в восемь часов. Если хочешь…

— Нет, нет, спасибо. Я поел дома.

Он лгал. Просто после встречи в автобусе у него в животе начались сильные рези. Было уже больше восьми. Он взглянул в окно. Над Сантьяго повисла тьма. Лишь звезды на небе да слабые огоньки уличных фонарей нарушали эту жуткую, казавшуюся плотной черноту. Двери всех домов были крепко заперты, кафе пусты, на улицах ни души, и только полицейские машины патрулировали затаившийся город. Ночь тоже будто притаилась и готовилась напасть из-за каждого угла. Ночью Сантьяго — джунгли. И эти джунгли без деревьев и зверей намного страшнее настоящих. Смерть грозила на каждом шагу. Взрывом бомбы, выстрелом, роковой фразой: «Следуйте за мной»… Ночью над Сантьяго нависал ужас. Господи! А ему до дома идти двенадцать кварталов! Автобусы ночью почти не ходят, а чтобы сесть в такси, все равно надо идти до площади Долорес или до площади Марти. Да и телефона нет поблизости. В кафе тоже не пойдешь. Остается только пройти несколько километров по джунглям смерти. Сердце замирает от страха. Хоть бы эта женщина пошла с ним! Даже изможденная старуха казалась ему спасением в ночи Сантьяго. Если бы она согласилась!

— Пойдемте, донья Лола, — он преподнес ей эту «допью», как нежную розу, — пойдемте со мной. Не тратьте время на ужин, возьмите Хуаниту и…

Женщина забеспокоилась:

— Погоди, а где же этот чертенок? — Она торопливо поднялась и снова села, успокоенная. — Вот дура! Ведь она уже в постели! — Затем громко крикнула: — Хуанита!

Портной обрадованно смотрел на нее.

— Пусть встает, — сказала Лола, — но поднять ее трудно, спит как убитая.

Она вышла из столовой. Кико глядел на черное небо, мерцавшее между обветшалых, разъехавшихся досок крыши.

Спустя несколько минут старуха вернулась, таща за руку кудлатую худенькую девчушку лет пяти, бледную, с черными глазами. Еще не проснувшись как следует, Хуанита дала усадить себя на табурет, пролепетав: «Добрый вечер». Старуха поставила перед ней миску с супом и взяла ложку.

— А ну-ка! Открой рот! Глотай! Слушай, Кико, как там у вас? Все в порядке?

— Да. Ну, вы пойдете или нет?

— Открой рот! Глотай! А ты думаешь, в игрушки я с тобой играю? Глотай! Открой рот! Ночью я отсюда не выйду! Глотай! Открой, ну! Глотай! — Лола влила ей в рот последнюю ложку супа. — А теперь спать! Спать, чтобы ужин пошел на пользу.

Девочка слезла с табурета.

— Скажи: «Спокойной ночи, дядя».

— Спокойной ночи, дядя, — сказала та и скрылась за дверью спальни.

— Ангелочек божий, — вздохнула Лола. — Она да Исабель… Значит, ты еще ничего не знаешь?

— О чем?

— О том, что бородачи вчера утром заняли город Гуантанамо?

Портной в изумлении поднял брови.

— Ого! — взволнованно воскликнул он. — Неужели это правда?

— Правда, — сказала Лола, наливая себе тарелку супа и усаживаясь на табурет.

— Ну и хорошо, — покорно согласился Кико.

Он шагал по столовой, не сводя глаз с тещи. Потом остановился у огромного кувшина.

После каждой ложки Лола отщипывала кусочек хлеба от большого ломтя, зажатого в левой руке. Ела она быстро и с аппетитом.

Кико задумчиво смотрел на нее, опершись о кувшин. Вода капала в кувшин, редко и звонко, отбивая ритм, как усталые часы. Он знал, что вода приобретала особый привкус в этой старинной посуде.

Старуха отряхнула платье из грубого холста, Кико никогда не видел на ней другой одежды. Он отошел от кувшина.

— Ради пресвятой девы Кобре, Лола! — дрожащим голосом взмолился портной. — Идемте со мной.

Не прекращая жевать, она взглянула на него и буркнула:

— Нет.

Отодвинув тарелку от края, она собрала крошки со стола и с подола платья и отправила их в рот. Лицо портного стало пепельно-серым. Глаза потускнели, он понял, что тещу ему не уговорить.

В это время раздался звук взрыва. Мужчина и женщина растерянно посмотрели друг на друга. Кико показалось, что ветхий домик содрогнулся, а из щелей потолка посыпалась земляная пыль.