Лисандро Отеро - Так было. Бертильон 166

Все двери были заперты, и Кико был уверен, что ни одна не откроется до рассвета, если, конечно, не приедет полицейская машина и какую-либо из них не вышибут прикладами. Ему рассказывали один случай… Боже, что за жизнь!

Как прекрасно было бы жить спокойно! Но почему, почему не оставляют в покое даже тех, кто ни во что не вмешивается? Правда, вмешиваются все. Он сам вмешался сегодня утром, когда надел на Карлоса чужой пиджак…

«Зачем я это сделал? А если бы солдаты заметили, что парень вошел в мастерскую… Ох, и влип бы я! Но тогда не было страха. То есть, может быть, и был, но я его не заметил. Конечно, просто не заметил. Может быть, оттого, что у меня сидел негр. Хоть бы еще кто-нибудь прошел по улице! О чем я говорю? Говорю? Но ведь я же иду один! Нет, я схожу с ума!..

Есть ли люди в этих запертых домах? Конечно, должны быть. И хотя везде темно, многие не спят. Может быть, в том сером доме делают бомбы. Где-то ведь должны их делать. Бомбы не падают с неба. Пресвятая дева! Падают, падают! С самолетов. Они падали на Сьенфуэгос; и те самолеты, что каждый день летают к Сьерре, тоже бросают их.

Господи! Пусть бомбы никогда не упадут на Сантьяго. Как же так? На Сантьяго, значит, не надо? Будто в других местах живут не такие же люди! Да, пусть они нигде не надают…»

Он вовремя вышел из партии. Пока еще не успел себя скомпрометировать. И все же его не оставляют в покое. Будет ли когда-нибудь счастливо человечество?

Портной взглянул на небо. Звезды и луна светили уныло, мрачно. Город казался освещенным тусклыми свечами. Давно он не смотрел на небо с улицы. Когда стоишь во дворе, небо кажется совсем другим. Не таким величественным. Ну и пусть, все равно он никогда больше не выйдет на улицу после пяти. Донья Лола права, хотя он никогда ей об этом не говорил. И глупо во всем потакать жене. Совсем у нее под каблуком оказался. Впрочем, нет, это не так. Он ведь мужчина и должен заботиться о матери своих детей. А их уже трое. И сколько будет еще? Вот и страх пропал. И вовсе по страшно ходить ночью по Сантьяго. Да и осталось до дома не так уж много.

Он прошел мимо кинотеатра. У входа, развалившись в кресле перед толстой сиреневой портьерой, дремал над газетой швейцар. За стеклянной перегородкой зевала кассирша. Броские афиши сообщали о новых фильмах. Он даже не прочел их названий. Скоро год, как он не был в кино. В этом кинотеатре сейчас тоже никого нет, и все же фильмы демонстрируются в пустом зале. А может, кто-нибудь и есть?.. Солдат или полицейский, не заплативший за вход. Плохо сейчас приходится владельцам кинотеатров. Каждый из них должен тысячи песо электрической компании. Но компания не отключает их от сети. Боже сохрани! Кинотеатры должны функционировать — этого требуют власти. В Сантьяго властью был Каньисарес. А раз он так приказал, кто осмелится лишить кинотеатры электроэнергии? Никто не смотрит фильмы? Будут ходить солдаты и полицейские. Полковник Каньисарес мыслит так: когда-нибудь людям надоест сидеть в четырех степах, и они пойдут в кинотеатры. Сантьяго не должен производить впечатление мертвого города, даже если он начнет смердеть. Закрытие кинотеатров будет воспринято как протест. А какая причина протестовать? Если она есть — скажите. Но если эта причина окажется необоснованной, придуманной лишь для того, чтобы создавать беспорядки, поддерживать скрывающихся в Сьерре, то он, Каньисарес, отрежет такому недовольному уши или что-нибудь еще более существенное. Выступая перед владельцами кинотеатров, Каньисарес так и выразился, а ведь — там была женщина, хозяйка одного из кинотеатров.

То же самое с кафе, ресторанами и другими местами отдыха и развлечений. Они должны быть открыты, хотя ни у кого не хватает духу, чтобы зайти выпить, потанцевать или просто послушать песенку. Никто из владельцев не имеет права закрыть свое заведение, даже если оно приносит один убыток. Как сводить концы с концами? Но правительство этим по интересуется, это личное дело хозяев. А Каньисаресу нужно лишь, чтобы все злачные места были открыты, и прежде всего публичные дома. И если кто-либо из хозяев этих домов осмелится… Каньисарес, кажется, объяснил просто и ясно:

— Я полноценный мужчина. И если кто-нибудь осмелится мешать мне, я отрежу ему… Любому отрежу. Я знаю много способов…

Это не было пустой угрозой — в Сантьяго ежедневно находили изуродованные трупы.

«Что-то я опять пошел медленно. Про эти кино задумался. А что мне за дело? Я не показываю фильмов и не смотрю их. Надо поторапливаться и все же не бежать, чтобы не привлечь внимания. Какой сегодня день? Не воскресенье, потому что я работал. Наверное, пятница или суббота. Раньше я субботу отмечал, потому что получал деньги. Теперь только воскресенье знаю, потому что не работаю».

Впереди, на углу, у лотка с едой стояли три человека в военной форме. Набив рот, они чему-то смеялись. Чуть дальше, у тротуара, стоял полицейский джип.

Кровь остановилась у Кико в жилах, в глазах потемнело. Но он машинально подумал: «Наверное, не заплатили за бутерброды». А если они потащат его к себе в казарму? Надо пройти тихо-тихо и не смотреть на них. «Слава богу, ничего не сказали, а может, и не заметили меня. А если б увидели… Вдруг догадались бы по моему лицу… Но нет, я же принял нужное выражение…»

Портной уже шел по улице Агилера. Ни одного автобуса, ни одной машины, кроме полицейской. Зачем лотошник вышел со своей тележкой? Ведь покупателей нет. Сила привычки или желание заработать хотя бы грош?

В кафе на углу сидел мужчина и пил пиво. Из стакана, перехлестнув через край, текла белая пена. «Наверное, холодное… Я бы тоже выпил… Нет, надо идти домой. Эмилия, наверное, с ума сходит. Если бы попался автобус…» Он оглянулся — улица пустынна. Ни одной машины. Только та, полицейская, около тротуара. Как болит голова! Но ведь должен же попасться хоть один автобус! Сейчас не больше десяти часов, а они ходят до двенадцати. Надо идти быстрее. Голова болит не от страха, просто оттого, что ничего не ел.

Но потом он забыл о головной боли. Начал тихонько посвистывать. И в этот момент взорвалась бомба. Совсем близко! Рядом! Фонари заморгали по всей улице. А дома закрыты! Все подъезды закрыты! Свет погас. Зажегся! Погас.

У него вырвался слабый крик. За спиной раздалось несколько выстрелов, адским зверем взревел мотор.

Одним прыжком Кино очутился между домами и, дрожа, прижался к стене. Мимо пулей промчалась полицейская машина, распоров мрак лучами фар. Портной затаил дыхание.

В напряженной тишине раздался отдаленный звон колоколов пожарной машины. Дикой собакой взвыла сирена. «Пожар! Мой дом! Господи, сделай так, чтобы это не был мой дом!» Кико всхлипнул.

Он выглянул на улицу. Посмотрел вверх. Темно. Зарева не видно. Звон колоколов затих вдали. Умолкла сирена.