Леонид Переплётчик - Клуб имени Черчилля

что к чему.

Дверь в кабинет была обита листовым железом. Чёрной масляной краской было выведено число 32. Катя постучала и после глуховатого «Войдите!» открыла дверь. Войдя, Катя оказалась перед деревянным барьером. За барьером возле окна сидел офицер, Катя не смогла разглядеть, сколько «кубарей» было на петлицах у офицера, поэтому, она молча протянула документы. Солдат, сидевший у стены, подошёл к барьеру, взял документы и принёс их офицеру. Офицер сказал:

— Подожди в коридоре. Тебя вызовут.

Катя вышла в коридор. Скамеек в коридоре не было, Катя прислонилась к стенке. Прошло около получаса, пока дверь не отворилась.

— Одинцова? Заходи, — сказал солдат и ушёл на своё

место.

К барьеру подошёл офицер.

— Так, Одинцова. Вот тебе документы — временное

удостоверение, наряд на обмундирование. Подойди на первом этаже к Эльзе Томашюнас. Тебе покажут на вахте.

Эльза Томашюнас — высокая, несколько сухопарая и нескладная женщина, лет тридцати пяти, стояла возле полок, пересчитывая сложенные одеяла и что-то записывая в блокнот. Белесые прямые волосы падали ей на глаза. Яркий свет лампы, свисавшей на шнуре с потолка, отражался в эмалевых прямоугольниках в петлицах гимнастёрки Эльзы. Катя уже знала от Анатолия Сергеевича, что прямоугольник в петлице означал звание лейтенанта Госбезопасности.

— Новенькая? Прохоти-прохоти, — Эльза говорила с эстонским акцентом, растягивая слова и заглушая согласные, — Тафай тфои токумееенты.

Эльза долго и тщательно изучала бумаги Кати, потом сказала:

— Постафь свой чемодан сюда. Вот тебе постельные принадлежности, держи обмундирование. Пошли со мной.

Они пошли по длинному коридору, вышли на задний двор, пересекли небольшой дворик, где из-под таявшего снега была видна пожухлая трава. Эльза открыла дверь двухэтажного здания, выкрашенного в бледно-жёлтый цвет. По обе стороны полутёмного коридора были двери в комнаты. В конце коридора располагалась душевая. Эльза открыла одну из дверей. В маленькой темноватой комнате стояли две солдатские койки, одна из них была пустая.

— Сдесь путешь шить. Располагайся. Тфоя соседка

коро придёт с занятий, она всё тебе объяснит. Завтра подъём в шесть часов.

Катя застелила койку и уселась на одеяле, поджав под себя ноги. Вспомнилось, как её провожали мать, сестрёнка на вокзале в Свердловске, как мать наказывала — ты там береги себя, не балуй, слушайся начальство. Как там они? Как отец, всё так же днюет и ночует на заводе?

— Эй, проснись! Ты новенькая?

Катя открыла глаза. Перед ней стояла девушка с круглым лицом, покрытым веснушками. Светлые, пшеничного цвета волосы были заплетены в короткие косички.

— Меня зовут Таня, Таня Седых, я из Калуги. А тебя

как?

— Катя, я из Свердловска.

— Ого, это какая же даль! А чо там, большой ли

город, Свердловск?

— Большой, заводов много.

— Ты, небось, жрать хочешь?

— Есть маленько.

— Айда на пищеблок, там как раз ужин начинается.

В большом зале, который Таня называла пищеблоком, уже собирались курсантки. Подходили к окну раздачи, брали тарелку с картошкой и котлетой. Эльза Томашюнас, стояла у окошка и вручала каждой вилку и нож. Когда все расселись, Эльза громко объявила:

— Внимание! Путем учиться правильно есть. Возьмите

вилку в левую руку, нож в правую. Без команды не начинать!

Шум постепенно стих. Кто-то пропищал:

— Я не умею есть левой рукой!

— Теперь делайте, как я. Отрезаете маленький кусочек

котлеты ножом, — Эльза прошла между столов, затем остановилась возле стола, где сидела Катя. — Как ты держишь вилку, корова? И не отставляй ты свой мизинец, как купчиха!

Уроки «хороших манер», как называла их Эльза, проходили трудно, но Эльза была настойчива и неумолима. Постепенно, день за днём, она превращала неотёсанных девчонок в светских дам.

Большую часть времени занимал английский. Преподаватель — длинный, худой, которого почему-то звали Питер Иванович, держался отстранённо, никаких лишних разговоров не допускал. Его очки в круглой металлической оправе сверкали каким-то устрашающим светом, Катя всегда немного робела, когда он называл её фамилию.

По утрам проводили политзанятия. Эльза читала сводки Совинформбюро о положении на фронтах. Иногда Эльза поручала проводить политзанятия комсоргу Наташе Чугуевой — высокой, статной девушке с густой гривой каштановых волос. Постепенно Катя научилась пользоваться столовыми приборами, старалась говорить по-английски правильно, тщательно выговаривая слова.

Однажды, заканчивая политзанятия, Эльза объявила:

— В общем так, мои милые. Через неделю в нашем

заведении состоится вечер. Будут приглашены курсанты военного училища. Проверим ваши манеры и умение работать с мужчинами.

Эльза выдержала паузу, подождала, пока утихнет радостный шум.

— Чугуева! Какая комната сегодня дежурная?

— Двенадцатая!

— Одинцова, Седых — после обеда заступить в наряд.

Убрать клубное помещение. Обратитесь к Петровичу, пусть наладит радиолу.

Петрович работал завхозом, но делал много всяких работ — чинил всё, что нужно, был на все руки мастер. С утра до вечера он сновал от кухни к каптёрке, возился во дворе, волоча ногу, покалеченную ещё в гражданскую. Носил он матросские штаны-клёш, заправленные в старые керзачи, потёртый пиджак, под которым виднелась латанная — перелатанная тельняшка. Седые усы приобрели грязновато-жёлтый цвет от дыма трубки, которую Петрович не выпускал изо рта. Любимым выражением его было «йохом-бохом». Этим непонятным словом он выражал чувства, которые нормальный мужик выразил бы матом. Но материться было нельзя — командование не велело. Девушки часто обращались к Петровичу со своими нехитрыми нуждами — дверцу в тумбочке починить, окно уплотнить, чтоб не дуло — Петрович безропотно строгал, стучал молотком, добродушно ворча себе под нос что-то про «этих чёртовых девок».

Вечер удался на славу. Ребята из соседнего училища в наглаженных гимнастёрках, надраенных до зеркального блеска сапогах были вежливы и галантны в меру того, как они это понимали. Катю всё время приглашал курсант с белобрысой чёлкой, зачёсанной набок и со следами прыщей на лице. Заиграли «Утомлённое солнце» и он снова пригласил Катю. Танцуя, он старался прижимать Катю к себе, она в меру сопротивлялась.

— Мы уже который танец танцуем, а не знакомы. Меня зовут Коля. А тебя?

— Катя.

— Очень приятно. Ты давно здесь?

— Уже три месяца. А ты как?

— Я через год заканчиваю.

Пластинка доиграла до конца. Катя и Коля отошли к стенке.

— Жарко тут. Может выйдем? — спросил Коля.

Они вышли из зала и пошли по коридору.

— А в какой комнате ты живёшь?