Иорам Чадунели - Возмездие. Рождественский бал

Его модные тонкие брови, темные густые ресницы, глаза цвета морской волны и атлетическая фигура кружили головы представительницам нежного пола. В отличие от других Рамаз был наделен вкусом и использовал это весьма результативно. Нет, он не снисходил до кого попало. А выбирал лишь тех, чье положение уже сейчас имело вес и могло поднять его собственные акции.

Этих девушек наметанному глазу Рамаза отличить было нетрудно. Они никогда не носили ширпотребовские одеяния с прилавков местных магазинов, отдавая предпочтение фирменным нарядам из-за моря-океана, а в самовлюбленности запросто могли посостязаться с самим Рамазом. Тем не менее Бибилури не потерпел фиаско ни у одной из тех, на кого обращал благосклонный взгляд своих голубовато-зеленых глаз.

Успеху способствовало еще одно немаловажное обстоятельство: Рамаз Бибилури был всегда при деньгах. И скупостью не отличался, наоборот, ему нравилось доказывать власть денег. Льстило, что сокурсники были не в состоянии состязаться с ним ни в широте натуры, ни в финансовых возможностях. К тому же каждая вечеринка увеличивала число зависимых от Рамаза приятелей. Проявляя чувство благодарности к «благодетелю», они вынуждены были выполнять разные поручения. Убежденный в своем превосходстве, он требовал от других признания и уважения, хотя сам ни уважением, ни верностью не отличался.

Особыми талантами природа, правда, Рамаза не отметила. Но благодаря своей находчивости и устремленности в студенческие годы он умел добиться гораздо большего, чем его одаренные однокашники. А цель у него была возвышенная и благородная: стать врачом, и непременно знаменитым.

Рамаз всегда любил себя трепетно и самозабвенно. Ему нравилось тренировать и холить свое красивое тело, следить, чтобы на животе и бедрах не откладывался жирок. Он заботился о том, чтобы кожа была чистой и гладкой, а внутренние органы функционировали нормально. Старался избегать воздействия вредных стрессов. При всех своих возможностях пил умеренно, курил мало, но в кутежах участвовал, нередко оплачивал даже чужое застолье. Жизнь была светла и радостна.

Если бы не тот день, который Рамаз запомнил навсегда. Когда впервые он испытал противное чувство унижения.

С двумя приятелями он сидел в ресторане. Пил, по своему обыкновению, немного. Но почему-то алкоголь впервые все же начал одолевать его. Он испытывал необъяснимое раздражение. С расслабляющей и сковывающей подозрительностью поглядывал то на батарею бутылок перед ним, то на собутыльников.

Раздражала лысина приятеля, у которого лишь на висках задержались пучки волос. Бесило выразительное открытое лицо Отара Чхиквадзе. Рамаз сидел, понурив голову: его обеспокоило собственное самочувствие. После последнего бокала он вдруг ощутил, как холодеют и мертвеют руки, — это был нехороший симптом. Он то и дело прикладывал к губам ладонь: она оставалась ледяной. В горле — будто ком застрял.

Так бывало и раньше. Стоило выпить, и сразу начинали коченеть руки и ноги.

— Хочу еще выпить! — Рамаз впервые изменил себе.

— Слабо!..

— Налей, а там посмотрим.

— Хочет пить — пускай пьет, — пьяно поддержал Лысый. Свой бокал он придвинул к себе, крепко сжав пальцами.

— Холодно, — обреченно проронил Рамаз.

— Помирать, так с музыкой. До Кашвети [13] Кашвети — церковь в Тбилиси, расположенная на проспекте Руставели. не меньше пяти километров. Все равно исповедаться не успеешь. Правда, Отар?

— Хватит, пойдем… — сказал молодой человек с выразительным открытым лицом.

Рамаз решительно встал, налил полный стакан вина и залпом выпил. Бросил пустой стакан на стол. Зазвенела разбитая тарелка. Он осторожно вытер ладонью губы и некоторое время стоял молча. Вдруг по лицу его пробежала блаженная улыбка: почувствовал, как потеплела ладонь. Казалось, что и настроение улучшилось. Собутыльников он не замечал. Лишь чувствовал, как по телу разливается приятное тепло. К омертвевшим конечностям приливала кровь. «Киндзмараули» возвращало ему жизнь.

— Еще вина! — потребовал Рамаз. И снова выпил.

— А все-таки жизнь хороша, — сказал он, ни к кому не обращаясь. Приятели были ему безразличны.

— Тоже мне Америку открыл, — усмехнулся Отар Чхиквадзе.

— Труп — он и есть труп, — глубокомысленно и отстранений проговорил Рамаз.

— Живые трупы тоже бывают, — изрек Лысый.

— Мертвый — пища для червей. А ты жрешь икру, — сам себе говорил Рамаз.

— И пью хорошее вино. — Лысый зевнул так, что захрустели челюсти. — Потому что я живой, а ты холодный…

— Какое красноречие! — Рамаз силился понять, оскорбили его или нет.

— Все вы болтуны, — заявил Отар Чхиквадзе.

— Знаешь, я, кажется, сейчас расквашу твой крючковатый нос. — Рамаз вдруг почувствовал, как в нем вскипает гнев.

— Это я сперва разукрашу твою смазливую физиономию, так что и родная мать не узнает, — спокойно и уверенно сказал Отар и посмотрел прямо в глаза Рамазу.

— Пошли!

Рамаз схватил приятеля за рукав и потащил к выходу. Лысый остался сидеть за столом.

Впервые в жизни Рамаз был избит. Отар оказался сильнее, ловчее, яростнее. Был сброшен на землю. К счастью, никто этого не видел и на репутацию его не была брошена тень. Остались только боль, унижение и отчаяние беспомощности. И поколебленная вера в собственное могущество. И постоянное ощущение какой-то тягучей несправедливости. И еще — жажда отмщения.

И вот теперь, когда он пьяным сбил машиной девушку, он не испытывал испуга, скорее, было даже некое необъяснимое удовлетворение. Гибель девушки не слишком обременила совесть Рамаза еще потому, что спьяну он мало что соображал. Да и отец как-то быстро все уладил, — в тюрьму вместо Рамаза отправился незнакомый ему парень. И Рамаз все эти годы старался не думать о нем, хотя временами, в одиночестве, мучился и переживал.

Рамаз проснулся, когда солнце стояло уже высоко. Огненные лучи пожаром пылали по комнате. Лень было пошевелиться, он долго терпел жгучее покалывание на затылке. Наконец не выдержал, недовольный встал и сдвинул занавеси.

По комнате разлился полумрак.

Подойдя к зеркалу, придирчиво стал рассматривать себя. И остался недоволен собой. Не было в нем юношеской стройности и гибкости, появился животик, пополнели бедра. Обязательно следует заняться спортом, решил он и подумал: в жизни всегда нужно чем-то поступаться.

Да и то верно, хотя Рамазу по-прежнему в жизни везло. Перед окончанием института отец изрядно посуетился, чтобы сына приняли в аспирантуру и чтобы руководителем был непременно видный ученый. Правда, корифей науки не дожил до того счастливого дня, когда его воспитанник защитил диссертацию. Все же к двухлетней годовщине со дня смерти ученого Рамаз Бибилури остепенился, стал кандидатом медицинских наук. И снова отец постарался, помог получить несколько часов лекций в мединституте — Рамаз ходил довольный и гордый, что называется, кум королю и сват министру. Правда, к лекциям готовился тщательно. С педантичной скрупулезностью принимал экзамены. Он был строг и требователен при оценке знаний студентов. Из десяти двое у него, как правило, проваливались. У молодежи он вызывал страх и уважение.