Феррейра Кастро - Сельва

— Что угодно?

Теперь в окошко высунулась другая голова, она держалась величественно, лицо выражало изумление и было строгим.

— Ваше превосходительство комендадор? — спросил Алберто, усомнившись в том, кто перед ним: уж очень не соответствовало лицо спрашивающего образу, нарисованному его собственной фантазией.

— Нет, он очень занят и послал меня узнать, что угодно сеньору.

Алберто заколебался:

— Это частное дело… Мне непременно нужно поговорить с самим комендадором, и безотлагательно. Я отниму у него не более двух минут.

— Хорошо, я доложу. Но хозяин сегодня очень занят…

Голова исчезла. В оставшемся открытым окошке можно было видеть пишущую машинку, стоявшую на столе в глубине комнаты.

Снова шаги. В конце коридора открылась дверь, и показался нос сердитого посредника.

— Прошу. Но вы не должны задерживаться, так как сегодня он не располагает временем…

— Я его не задержу, — пообещал Алберто, проходя в контору.

Он шел, огибая углы письменных столов, под сухие ритмы пишущих машинок, пока сопровождавший не сказал ему:

— Вам сюда.

Алберто протянул руку, мягко толкнув дверь, и просительным тоном произнес:

— С вашего позволения.

— Войдите.

За черным столом, заваленным бумагами, сидел полный мужчина с седыми усами и большой лысиной. Наверное, он был низкорослым и с животиком. Об этом свидетельствовала видимая часть его туловища с перекрещивающимися поверх рубашки цветными подтяжками. Сбоку от него поблескивал несгораемый шкаф, а на полочке — телефон со списком абонентов, висящим на крючке. На стенах в позолоченных рамках — фотографии принадлежащих фирме судов.

— Сеньор комендадор?.. — пролепетал Алберто.

— Да, это я. Что угодно? — спросил он, не поднимая глаз, не предлагая присесть на стоявший возле стола стул и продолжая заниматься своими бумагами.

Столь холодный прием спутал всю тщательно подготовленную Алберто речь, и она утратила логику и последовательность аргументов, которые он намерен был привести. В замешательстве Алберто выпалил свой самый веский довод, который, как он предполагал, должен был расположить к нему:

— Я политический изгнанник… Я монархист и принимал участие в последнем перевороте в Монсанто, о котором ваше превосходительство, верно, слышали…

Поскольку Арагон не проявлял никакой заинтересованности и явно не намеревался отложить в сторону бумаги, Алберто повторил:

— Как я уже сказал вашему превосходительству, я монархист… Из Монсанто я должен был бежать в Испанию, а оттуда приехать сюда…

Комендадор, предчувствуя докучные просьбы, прервал наконец свое молчание.

— И что же вы желаете?

— Я оказался без средств… Зная доброе сердце вашего превосходительства и то, что ваше превосходительство владелец большой торговой фирмы, я пришел просить у вас работы. Меня устраивает любая должность, — поспешно добавил Алберто, увидев досадливый жест Арагона. — Я не рассчитываю на большое жалованье, лишь бы хватило на жизнь.

— Но это невозможно, невозможно! — воскликнул тот в раздражении. — Ко мне каждый день обращаются с подобными просьбами. Даже принадлежи мне вся торговля в Манаусе, я не смог бы принять на работу всех, кого мне рекомендуют, понимаете?

— Меня находили способным, я окончил четвертый курс факультета права и получил бы диплом, не будь я монархистом…

— Вот это-то и плохо! Вы, господа, вместо того чтобы вести себя разумно, то и дело ввязываетесь в разные перепалки и революции, просто стыдно за вас!

— Но сеньор понимает, что Республика…

— Подумаешь! Какая разница, все одно и то же… Каждый должен заниматься только своими делами, мы же все португальцы! — И, сменив тон, продолжал: — Нет. Нет, это невозможно. Мне не нужны служащие. При теперешнем каучуковом кризисе я даже вынужден уволить несколько человек.

— Ну, что ж, сеньор. Извините, что я вам помешал, — с достоинством произнес Алберто.

— Подождите минутку.

Арагон протянул пухлую волосатую руку с засученным рукавом к своему пиджаку, висевшему на спинке кресла. Вытащил бумажник и достал из него бумажку в пять мильрейсов.

— Возьмите-ка.

Алберто весь залился краской, и пол, словно лодка в бурю, закачался у него под ногами.

— Я пришел сюда не милостыню просить, сеньор комендадор, а искать работу.

Не ожидавший ничего подобного, Арагон зло посмотрел на Алберто.

Тот с обиженным видом вышел.

Коммерсант спрятал бумажник и вновь принялся за работу. «Вот и делай людям добро. Я уже достаточно стар, чтобы не терять ума».

Алберто снова очутился на улице: обида пылала в его сердце, и он бродил по городу, пока новые впечатления не вытеснили тягостную сцену в конторе Арагона. Как поведет себя с ним Балбино? Ведь Алберто ослушался его и явил пример непокорства для всех серингейро, нарушив запрет и сойдя на берег.

И теперь, когда у него не было другого выхода, когда выяснилось, что безработным и в Манаусе так же тяжко, как и в Белене, мысль о наказании лишала всякой привлекательности прогулку по незнакомому городу.

Алберто не пошел даже посмотреть Амазонский театр, знаменитый на всем севере Бразилии своей величественной архитектурой, чьи очертания, видимые с борта, напоминали ему вид Константинополя, знакомый по картинке в одном из журналов.

Он медленно повернул к порту, смотря по сторонам и стараясь заглушить мрачные мысли. Мимо него проезжали трамваи, автомобили и пролетки, много, много пролеток. Среди извозчиков, громко понукавших лошадей, Алберто по выговору признал португальцев. Все как-то устроились в жизни, только не он. Но кто знает? Сколько еще на свете таких, как он, даже без пролеток…

У набережной стояли залитые солнцем лодки. При покачивании в лужицах воды на дне лодок отражались солнечные зайчики.

Алберто сел в одну из них, совсем павший духом, готовый подчиниться судьбе и плыть по течению, подобно бревнам, часто встречавшимся ему на реке во время путешествия.

Едва лодка приблизилась к «Жусто Шермону», Алберто, подняв глаза, встретил устремленный на него взгляд Балбино. Сверху, с палубы первого класса, тот уставился на Алберто холодным, долгим взглядом.

Алберто уже рисовал себе, как Балбино станет издеваться над ним, а он, Алберто, вынужден будет все терпеливо сносить.

Но ничего не произошло. Алберто поднялся на борт столь же беспрепятственно, как и сошел. Сделав из булавки крючок и привязав его к бечевке, сеаренцы развлекались на борту ловлей маленьких черных рыбок, стайками кишащих возле судна. Их ловили на хлебные крошки, и когда какая-нибудь из них, самая прожорливая, попадалась, это вызывало бурный восторг всей запертой на корабле компании.

Филипе подошел к Алберто: ему не терпелось узнать, что тот видел в городе: