Феррейра Кастро - Сельва

Собственное волнение Алберто и те истории, которыми без конца угощал его Фелипе, как-то сроднили его с этими людьми, и теперь он радовался вместе с ними, что скоро они расстанутся со своей превращенной в плавучий хлев палубой.

Умайта, так же как Борба и Манкоре́, была небольшим скромным местечком, получившим свое имя в честь победы Бразилии над Парагваем. Улицы заросли травой, черепичные крыши чередовались с соломенными, возвышалась часовенка и гордость Умайты — ратуша, где еще и по сей день португалец-основатель выдавал всякие бумаги.

Выгрузив на берегу бочки и ящики и высадив господина из первого класса, «Жусто Шермон» снова отвалил от берега. Алберто вновь увидел пятна домов и бараков и жалкий силуэт церквушки, белевшей наверху. «Как все это будет? Что ждет впереди?».

Волнение, любопытство росли в нем при мысли, что он приближается наконец к тому единственному, затерянному в лесах уголку, который уготовлен ему судьбой, чтобы укрыться от жизни.

От Умайты судно, держась правого берега, обогнуло мыс, где прежде была чистая земля, а сейчас расползалась густая вырубка. Среди стелющегося дикого кустарника лишь одно одинокое дерево тянуло к солнцу большую и круглую крону. Казалось, что на гребне оврага стоит часовой, выставленный близлежащим лесом, упорно не желающим признавать за противником права на украденное пространство…

— Параизо! Вон там Параизо!

Взоры всех обратились туда, куда указывала чья-то рука. Все жаждали разглядеть то пока еще неведомое место, где, как они ожидали, они смогут заработать себе на кусок хлеба.

Вдали виднелась светло-голубая полоса на фоне зеленой стены сельвы.

В поисках прохода «Жусто Шермон» несколько раз переходил от правого берега к левому и только после этого направил свой нос к новой стоянке.

Серингал теперь был виден полностью: вытянутые в одну линию три барака, за ними — два деревянных дома под черепицей. Один из домов, построенный прямо на земле, должен был подвергаться, видимо, опасности в годы больших наводнений. Другой, очень вытянутый, окруженный во всю длину галереей, защитился от высоких вод, расположившись на сваях. Весь его вид, размеры и окраска говорили о том, что в нем находилась резиденция хозяина и размещалась администрация серингала.

После остановки в Трех Домах, Алберто не встречал похожего поселка, столь внушительного по своим владениям, вокруг которого раскинулось обширное поле, тянувшееся до самого берега, где оно замирало в тени трех высоких, стройных, величественных пальм.

Еще до того, как пароход нарушил гудком тишину воскресного вечера, возвещая о своем прибытии, на прибрежном холме стали собираться обитатели поселка; с каждой минутой число их все увеличивалось. Было видно, как люди выходили из бараков или спускались с веранды главного дома и, переговариваясь между собой, направлялись к пальмам.

Судно сбавило ход и медленно приближалось к берегу. Уже открыли батпорт, и трап, словно язык, высунулся наружу. Сейчас можно было различить даже, какого цвета кожа у тех, кто ожидал на суше: там толпились негры и мулаты в полосатых рубашках и штанах из голубого холста, в широкополых шляпах из карнаубы, кто босиком, а у кого на ногах было надето что-то странное, чего Алберто раньше нигде не видел. В толпе метался и лаял, сам не зная на кого, белый пес, вскоре скрывшийся за чьими-то ногами.

Громкий голос капитана Патативы, который на носу отдавал команды, на какое-то время привлек к себе всеобщее внимание.

На берег был брошен конец. Его подхватил один из встречающих и привязал к самой толстой пальме. Затем послышался шум лебедки, наматывающей трос, пока корпус судна не подошел вплотную к обрыву.

— Сходни на берег!

Помощник капитана спустился первым и встал возле трюмного люка с реестром и накладными на грузы.

Встречавшие пароход толпились у сходен и вроде бы с внезапно возникшим дружелюбием перебрасывались шутками с вновь прибывшими.

Прибытие браво [21] Браво — по-португальски «смелый», «отважный». , этих новых легионеров, которых Сеара и Мараньян посылали в сельву, всегда сопровождалось смехом и грубыми шутками тех, кто уже привык к жизни в здешних непокоренных краях с их особыми правами и обычаями. И если вновь прибывший, оскорбленный неожиданным приемом, обижался, жестокие весельчаки долго не отпускали его, с наслаждением донимая всевозможными насмешками. Все, чему удивлялись или о чем тревожились вновь прибывшие, подвергалось беспощадному осмеянию и издевкам: простодушные надежды новичков раздражали своей наивностью. И насмешки кончались лишь тогда, когда браво, познав все секреты местной жизни, смирялся со своим каторжным существованием.

Подопечные Балбино, перевесившись через борт в ожидании приказа на высадку, были встречены, к своему удивлению и растерянности, весьма странными приветствиями с суши.

— Эй! Эй! Посмотри, что за ведро у этого на голове!

— Ты что думаешь, тебе здесь, как в Батурите?..

Алберто весь внутренне подобрался, предвидя, что и до него дойдет очередь. Он вновь почувствовал отвращение к этим людям с их дикарскими замашками, и будущая совместная жизнь с ними заранее вызывала у него беспокойство.

Но вот толпа почтительно расступилась, чтобы пропустить мужчину в белом, с панамой на голове. Мужчина снова и снова приветствовал верхнюю палубу, как будто там собрались его друзья.

Он твердым шагом прошел по сходням, остановившись на минуту поговорить с помощником капитана.

Угадав в нем важную птицу, Алберто спросил боцмана, кто это такой, что ему все так кланяются.

— Это Жука Тристан, — объяснил боцман. — Ваш хозяин…

Низкорослый, с явной примесью негритянской крови, которая, хоть и не без труда, проникла в его тщеславное существо в результате многих смешанных браков среди его предков, с пухлыми, унизанными перстнями руками, хозяин Паразио притворной улыбкой, расплывшейся по всему лицу, силился скрыть жестокость и деловитость взгляда, полузатененного полями шляпы.

Когда появился его служащий, подобострастный, одетый в короткий френч, Жука Тристан прервал беседу с помощником капитана:

— Вот накладные, Бинда, посмотрите это с нашим Мейрелесом. — И он привычно поднялся на палубу первого класса.

Там Жука Тристан задержался недолго. Вскоре он спустился вместе с Балбино и капитаном парохода. По его приказанию все вновь прибывшие сошли по трапу на берег и в ожидании дальнейших распоряжений столпились у края обрыва.

Балбино пересчитал людей, давая попутно пояснения Жуке Тристану. Наблюдая издали эту сцену, Алберто подумал о невольничьих кораблях прошлых времен, которые вот так же высаживали рабов в далеких краях, когда грубый голос Балбино напомнил ему, что и он, Алберто, тоже часть этого стада: