Джон Стейнбек - Долгая долина

Билли сердито повернулся к нему.

– Оставь малого в покое! Это же его пони, разве не ясно?

Карл Тифлин, не сказав ни слова, вышел на улицу. Он был очень обижен.

Все утро Джоди прочищал отверстие в горле Габилана: воздух свободно входил и выходил. Днем пони устало завалился на бок и вытянул шею.

Билли вернулся.

– Если будешь сидеть тут всю ночь, – сказал он Джоди, – ступай домой и немного поспи.

Джоди вяло поплелся в дом. Небо прояснилось и стало прозрачного голубого цвета. Птицы повсюду лакомились червяками, выползшими после дождей на поверхность земли.

Джоди дошел до зарослей полыни и присел на край замшелой кадки. Он посмотрел на дом, на старый барак и на темный кипарис возле него. Все это было родным и хорошо знакомым, но вместе с тем странно изменилось. Ферма стала местом событий, обрамлением для всего происходящего. Холодный ветер теперь дул с востока: значит, дождя какое-то время больше не будет. Из-под земли пробивались крошечные зеленые пальчики свежей травы. Грязь вокруг родника была испещрена следами перепелок.

Через огород к нему бочком и с виноватой мордой бежал Катыш. Джоди вспомнил, как швырнул в него сегодня комом земли, обнял за шею и поцеловал в большой черный нос. Катыш сел и почтительно замер на месте, словно бы понимая важность происходящего. Черный хвост мерно постукивал по земле. Джоди выдернул из шеи Катыша разбухшего от крови клеща и раздавил между больших пальцев. Ему стало противно, и он вымыл руки под струей воды.

Если бы не постоянный ветер, на ферме стояла бы полная тишина. Джоди знал, что мама не станет ругаться, если он пропустит обед. Посидев немного у родника, он отправился обратно к конюшне. Катыш заполз в свою конуру и тихо, протяжно скулил.

Билли Бак встал с ящика и вручил Джоди палочку с ватой. Пони неподвижно лежал на боку, рана на его шее лихорадочно вздымалась и опадала. Увидев сухую, помертвевшую шерсть, Джоди наконец понял, что надежды нет: пони не выживет. Такую же мертвую шерсть он видел раньше на умирающих собаках и коровах, то был верный знак – вернее некуда. Джоди тяжело сел на ящик и закрыл дверцу стойла. Долгое время он не сводил глаз с вздымающейся раны, а потом наконец задремал, и день прошел быстро. Незадолго до наступления темноты в конюшню заглянула мама: она оставила для него тарелку с тушеным мясом и тихо ушла. Джоди немного поел и, когда совсем стемнело, поставил фонарь на пол рядом с головой Габилана, чтобы видеть рану и вовремя ее прочищать. Потом он опять заснул и очнулся уже от ночного холода. За стенами конюшни громко завывал ветер, неся с собой северные морозы. Джоди подошел к своей постели на сене, взял одеяло и закутался в него. Габилан наконец задышал легче, ранка на шее теперь двигалась мерно и спокойно. Сквозь сеновал то и дело пролетали совы, крича и ухая в поисках мышей. Джоди закрыл голову руками и уснул. Во сне он услышал, что ветер усилился и с грохотом гулял по конюшне.

Когда Джоди проснулся, было уже светло. Дверь в конюшню стояла нараспашку. Пони нигде не было. Джоди вскочил на ноги и выбежал в светлое утро.

Следы лошадиных копыт отчетливо тянулись по росистой, подмерзшей траве к темным зарослям полыни – следы усталых, еле волочащихся ног. Джоди кинулся по ним. Белые куски кварца, торчащие из земли то тут, то там, отбрасывали яркие солнечные блики. Внезапно перед Джоди мелькнула черная тень. Он поднял голову и увидел высоко в небе кружащих грифов. Медленно вращающееся кольцо из черных птиц спускалось все ниже и ниже, а вскоре и вовсе скрылось за холмом. Джоди помчался еще быстрее, подгоняемый страхом и яростью. Наконец след вошел в заросли полыни и стал виться между высокими кустами.

На вершине холма у Джоди закружилась голова. Он встал, тяжело дыша и слушая стук крови в ушах, и вдруг увидел то, что искал: внизу, на одной из полянок среди зарослей полыни, лежал его рыжий пони. Даже издалека Джоди заметил, что ноги у него дергаются в предсмертных конвульсиях. В небе над ним парило черное кольцо птиц, поджидающих добычу, – наступление смерти они могли определить с точностью до секунды.

Джоди бросился вниз. Мокрая трава заглушала его шаги, а заросли скрывали с головой. Когда он прибыл на место, все уже было кончено. Гриф сел на голову Габилана и клюнул глаз… С клюва капнула густая темная жидкость. Джоди кошкой метнулся в круг. Черная стая взмыла в воздух, но тот, первый, что сидел на голове пони, не успел подняться. Когда он попытался взлететь, Джоди подбежал, схватил его за кончик крыла и дернул вниз. Размером птица была почти с него. Свободное крыло ударило его по лицу, точно дубинка, но Джоди не разнял пальцев. Острые когти впились в ногу, крылья молотили по голове, однако свободной рукой, ничего не видя, Джоди сумел нащупал шею обезумевшей птицы. Красные глаза смотрели ему в лицо – спокойные, бесстрашные и свирепые; лысая голова вертелась из стороны в сторону. Вдруг гриф открыл клюв и изрыгнул струю переваренной падали. Джоди согнул ногу в колене и всем телом навалился на огромную птицу. Одной рукой он прижал ее к земле, а второй нащупал кусок белого кварца. Первым же ударом он своротил птице клюв – из кожистых уголков рта брызнула черная кровь. Джоди ударил снова и промахнулся. Красные глаза по-прежнему смотрели на него – равнодушные, бесстрашные, отстраненные. Он бил и бил, пока гриф не затих на земле, а его голова не превратилась в кровавое месиво. Джоди все еще молотил мертвую птицу, когда Билли Бак схватил его и крепко-крепко обнял, чтобы унять дрожь.

Карл Тифлин взял свою красную бандану и вытер кровь с лица сына. Джоди обмяк и затих. Отец носком ботинка отпихнул грифа в сторону.

– Джоди, – сказал он, – это ведь не гриф убил твоего пони. Разве ты не знаешь?

– Знаю, – устало проронил Джоди.

Билли Бак внезапно разозлился. Он поднял мальчика на руки и понес домой, но напоследок обернулся и гневно крикнул хозяину:

– Все он знает! Господи помилуй, ты что, совсем ничего не понимаешь?!

В звенящем зное летнего дня мальчик Джоди вяло оглядывал ферму в поисках какого-нибудь занятия. На конюшне он уже был и долго швырял камни в ласточкины гнезда под свесами крыши, пока все до единого земляные домики не разлетелись вдребезги, просыпав на землю солому и перья. Потом он зарядил мышеловку залежалым сыром и поставил ее там, где Катыш – славный большой пес – непременно ее заметит и прищемит себе нос. Но не внезапно пробудившаяся жестокость двигала Джоди, а обыкновенная летняя скука. Глупый Катыш и впрямь сунул морду в мышеловку: пронзительно взвизгнув от боли, он захромал прочь. Из ноздрей выступили капельки крови. Куда бы Катышу ни попало, он всегда хромал – такая уж у него была привычка. В детстве он угодил в капкан для койотов и после этого хромал, даже когда его просто журили.