Цви Прейгерзон - Когда погаснет лампада

Старшая дочь Леночка вышла замуж за слесаря, который работал на том же часовом заводе. Мужа звали Шоул Левин. Соломон познакомился с ним некоторое время спустя, когда тот был уже мужчиной лет тридцати, отцом чудесного ребенка. Профессию свою Шоул любил и успехов в ней добился немалых. За ним числилось несколько изобретений и патентов — в том числе и авторское свидетельство на изготовление стрелки наручных часов. За это достижение получил Шоул премию в размере пяти тысяч рублей. Была в нем искра изобретательства, а к ней светлая еврейская голова и золотые руки. Во всяком случае, Леночка любила его, а Шоул в ней и вовсе души не чаял. Что, в общем, неудивительно: Леночка была красавицей. Как, впрочем, и вторая дочь, Эсфирь. В 1940 году Фирочке исполнилось восемнадцать. Она заканчивала десятый класс и планировала поступать в институт.

Черт возьми, как хороша была эта цветущая восемнадцатилетняя цыганистая еврейка! Как строен был ее стан, как сияли чистые ее глаза! И не цыганская темь была в них, а чистая голубизна весеннего неба.

Соломон знал Шотландов еще по Гадячу. Захаживал он и в их полуподвальную квартиру в Филипповском переулке, которая стала своеобразным центром сбора для выходцев из местечка. Много подобных «колоний» было тогда в Москве помимо этой: автор уже упоминал здесь компанию приехавших из Пашутовки. И если будет мне позволено снова отвлечься от главной нити повествования, то отмечу, что именно эта хранимая людьми связь с родным местечком помогла им прижиться в больших городах. Евреи были обычными советскими людьми, с разными профессиями и занятиями. Они работали в учреждениях и на заводах, учились в школах и университетах и были равномерно рассеяны среди прочего народа. Никого уже не удивляли смешанные браки. Дети ходили в русские школы наряду с детьми других национальностей; былые еврейские обычаи, слова и песни казались им совершенно чужими. Связь с прошлым порвалась, как тонкая паутинка, и лишь воспоминание о дальнем родном городке напоминало людям о еврейской традиции. Так и возникли в столице компании типа «пашутовской колонии» или «колонии Гадяча». Люди собирались по нескольку раз в год — обычно на Первое мая, на Седьмое ноября или Восьмое марта, но, случалось, отмечали и еврейские праздники: Песах, Рош а-Шана, Хануку [30] Рош а-Шана — еврейский Новый год, отмечается в сентябре-октябре; Ханука — праздник, установленный в честь обновления Иерусалимского храма, обычно приходится на ноябрь-декабрь. . Садились за накрытый по всем правилам стол, вспоминали местечко, пели старые песни, а бывало, кто-нибудь брал слово, чтобы пересказать ту или иную историю из кладезя еврейской мудрости. Но большей частью это были нехитрые воспоминания детства, шутки и безыскусное веселье. Паутинные нити. Да и участники этих собраний понемногу старились.

Когда выходцы из Гадяча, и Соломон между ними, собирались в полуподвале Филипповского переулка, хозяин дома обычно пребывал в отъезде. Гостей принимала Раиса Исааковна. Любой, кто попадал в руки этой гостеприимной хозяйки, мог быть уверен, что его не отпустят без обильного угощения и беседы, длинной до нескончаемости. Женщина усаживала человека за стол и принималась забрасывать его словами. Таков уж был обычай этого дома: ешь, пей и слушай день и ночь напролет. Но главной драгоценностью и достопримечательностью дома была в тот год юная Фирочка-Эсфирь, высокая и ясноглазая красавица. Когда она смеялась, становилось светлее в полумраке полуподвальной комнаты, вид ее радовал глаз и привлекал сердца.

Соломон был знаком с Фирочкой довольно давно, но именно в 1940-м словно увидел ее по-настоящему — увидел и потерял голову. Но в тот год от Фирочки потерял бы голову любой, даже тот, кто не питает слабости к прекрасному полу на манер Соломона. Удивительно другое: каким образом ухитрился Соломон найти дорогу к сердцу красавицы? Ведь далеко не всякому парню, а уж такому безответственному в особенности, дано разобраться в хитросплетениях этого лабиринта, окутанного тенью и полного призраков.

И тем не менее Соломон добился успеха!

Нет, говорите, что хотите, но временами трудно понять вкусы и обычаи нынешней молодежи. Судите сами. Весна, май, все прилежные выпускники десятых классов дни и ночи просиживают над учебниками, готовясь к приближающимся экзаменам. А все студенты — и автор имеет тут в виду настоящих студентов, ответственных людей с развитым чувством долга перед родиной — так вот, все студенты отбрасывают прочь все лишнее и с головой погружаются в учебу, в книги, конспекты и лабораторные работы. И вот в это самое горячее учебное время, когда молодые глаза не должны видеть ничего, кроме страниц книг и тетрадей, одна ученица и один студент, оторвавшись от прочей общественности, удаляются в свой отдельный от всех мир — новый, чудесный и многоцветный, прижимаются друг к другу так, что не оторвать, и начисто забывают об учебной программе и о календаре вообще!

Соломон и слышать не хочет об экзаменах. Грубо говоря, плевать хотел Соломон на экзамены! Каждый вечер Вениамин видит, как его сосед по комнате прихорашивается перед зеркалом — в точности как в период увлечения Клавой Бобровой.

— А как же экзамены, Соломон?

— Экзамены?.. — рассеянно переспрашивает тот, глядя в зеркало, и голос его звучит откуда-то издалека.

Вениамин вздыхает и в который уже раз напоминает другу, что близится сессия. Что вместо того, чтобы тратить драгоценное время на зеркало и на девиц, следует взять в руки книгу «Детали машин» Бобарыкова или учебник Баха и проштудировать одну-две главы. Но Соломон, вроде бы внимательно выслушав совет приятеля, отвечает ему туманным ослиным взором, а затем снова переводит глаза на зеркало. Удивительно, но в результате этого маневра взгляд вновь обретает человеческое выражение! Да и почему бы не обрести, если в зеркале отражается чисто выбритый темноглазый красавец мужчина в галстуке и при золотых зубах!

Однажды вечером Вениамин зашел к Рахили, в комнату на Дубининской улице. На этот раз не было в комнате никого, кроме хозяйки. За окнами темнело небо, и слышался шум большого города.

— Я пришел поговорить о Соломоне, — сказал Вениамин. — Он стоит на грани крупных неприятностей. Но теперь речь идет не о побоях, выбитых зубах или сломанной ноге: Фирочка Шотланд не из тех, кто довольствуется подобными мелочами. Она берет парня целиком, с головой и с потрохами.

— Есть опасение, что он женится? — уточнила Рахиль.

— Опасение? В этом исходе можно не сомневаться.

Она смеется, дразня Вениамина своими великолепными зубами. И он, забыв вдруг обо всем, что было между ними, притягивает женщину к себе. Когда он сделал это несколько месяцев назад, последовала пощечина — на сей раз Рахиль не сопротивляется.