Сахиб Джамал - Черные розы

И вот долгожданный час наступил. Сад опустел. В Лагмане зажглись многочисленные огни. Закончился вечерний намаз, а вслед за ним и ужин. Притворившись больной, Гюльшан отказалась от ужина и молитвы. Запершись в своей комнате, она обдумала план свидания с Надиром. Напротив ее двери — комната матери, самой молодой, тридцативосьмилетней, жены ее отца. Комнаты расположены одна против другой, и обе выходили в большую гостиную. На дверях гостиной широкие тяжелые портьеры, гипсовый пол закрывал громадный ковер.

Гюльшан ждала, пока все в доме уснут. В двенадцатом часу слуги погасили свет и ушли вниз в свои каморки. Гюльшан подошла к дверям, приоткрыла портьеру гостиной. В хрустальной люстре играла луна.

Гюльшан все же решила повременить и вернулась обратно. Сердце ее колотилось, огонь любви звал ее в сад. Может быть, и сегодня Надир будет петь, и она по песне найдет его.

Минуты тянулись, как бесконечный путь каравана в пустыне. А Надир молчал. «Надир! Надир!.. Мой храбрый витязь, где ты? Как мне тебя найти?» — шептала Гюльшан.

Наконец она поднялась, тихо вышла в гостиную и, как кошка, крадучись подошла к дверям комнаты матери. Та спала крепким сном. Гюльшан опять вернулась в свою комнату, села у окна и стала смотреть в сад и ждала голоса Надира. «О, если бы он повторил свою чудную песню! Я мигом нашла бы его. Но песни нет, и в этом виноват отец. Я должна видеть его! — Она снова встала, подошла к двери, остановилась. — Что же делать? Как быть? — схватилась она за голову. — У девушки ведь всего одна честь!.. Честь!..» — повторяла она. Время шло. Часы тикали и будто говорили настойчиво и твердо: «И-ди! И-ди!..»

«А где же искать его в этом необъятном зеленом просторе?!» Она опять вернулась к окну, начала прислушиваться.

Из полуночной тьмы будто кто звал ее: «Я жду тебя, моя Лейли. Я здесь, твой Меджнун! Отбрось колебания… Ты же знаешь, что любовь не знает преграды страха… Смелей!..»

Влажные глаза Гюльшан обратились к небу.

— О Иллахи! Мой любимый зовет меня, помоги!..

Часы звонким боем начали новый счет времени. Третий час! Больше ждать невозможно. Чадра окутала ее стройный стан, спрятала шелковую ночную рубашку. Мягкий ковер скрадывал шаги босых ног. Подобно человеку, шагающему к виселице, волнуясь и дрожа, Гюльшан спустилась по кирпичным ступенькам на первый этаж. Остановилась, пугливо прислушалась, посмотрела на дверь. Надо пройти через кухню, а к ней ведет длинный коридор.

«Вдруг кто-нибудь из слуг проснется, примет меня за вора, поднимет крик на весь дом? Смерть и вечный позор!.. О Надир, и кто тебя послал на мое несчастье!» «Вернись, опомнись», — говорил ей разум. А безумство шептало свое: «Фу, какая ты жалкая!.. Будь же львицей, ты дочь афганца! Иди, тебя зовет любовь, зовет огонь в его груди!»

Тихо, беззвучно, как змея, проскользнула она по коридору, бросилась к окну и легким прыжком очутилась в саду.

Луна светила так ярко, что тени деревьев казались живыми фигурами, одетыми в черные накидки. А что, если в саду ее подстерегают злые духи? Нет, она ничего не боится! Ей все равно. И, преодолев девичью стыдливость и гордость, Гюльшан устремилась вперед.

Ветер шевелил ветви, освещенные лупой, они качались, пугая девушку. Раздался плач совы, и ночная птица пролетела над ее головой, бросая на землю огромную тень. Девушке стало страшно. Она съежилась, прильнула к дереву.

Откуда-то доносились далекие, неясные звуки. Шептались кусты. Мимо пробежал какой-то зверек. Она вздрогнула. «Куда идти? Где искать? А что, если побежать к черным розам?» Отбросив назад чадру, чтобы не мешала, Гюльшан побежала. Грудь ее бурно дышала, мысли путались. Ничего уже не соображая, она добежала до черных роз. Надира там не было. От досады Гюльшан готова была разрыдаться.

Неожиданно застучала колотушка, из-за деревьев показались два черных силуэта. Гюльшан ринулась в кусты. Люди прошли мимо, не заметив ее. «О рок мой! Это Надир с какой-то женщиной». Они остановились в нескольких шагах от нее. Горячее волнение охватило Гюльшан. Женщина положила Надиру руку на плечо, потом взяла за руки… И оба молча пошли.

«Какой жестокий урок! — бесновалась Гюльшан. — Ради такого плута я рискую жизнью, добрым именем отца? Стоит ли он моих волнений!.. Да не обманываю ли я сама себя? Люблю ли я этого дикого, безграмотного кочевника? Какая же я безумная! Люблю человека, который любит другую!.. Боже, и что только будет теперь со мною?!»

Прячась за деревьями, Гюльшан пошла за парочкой, не упуская их из поля зрения. Спотыкаясь, до крови царапала босые ноги, руки, лицо.

Чтобы приглушить готовый вырваться из груди стон, она больно укусила руку. «Несчастное существо, если не можешь за себя постоять, так уйди с пути, не мешай другим… — говорила она себе. — Ну нет, добровольно я никому не уступлю его! Но кто же это? Уж не Амаль ли? О, если это она! — Безумные, дикие мысли запылали в ее мозгу. — Она меня узнает!.. Я отравлю ее, злодейку-притворщицу».

Услышав шаги, женщина обернулась, и Гюльшан онемела. Это была Биби.

— Ханум! В такой поздний час! — в испуге воскликнула Биби.

Задыхаясь от волнения и усталости, Гюльшан бросилась к Надиру и, покрывая его лицо, руки, одежду поцелуями, залепетала:

— Убей меня или возьми в жены. За тебя я… я… на смерть пойду! Я люблю тебя!..

Не помня себя от страха, Биби оторвала девушку от сына.

— Вы с ума сошли!.. Вы… — зашептала она, дрожа от волнения. — Ой, господи, какое несчастье!.. — И, повернувшись к сыну, приказала ему уйти.

— О нет, я не отпущу его! — воскликнула Гюльшан. — Он мой! Все возможно… все мыслимо… Давайте бежим все вместе. Вот сейчас, сию минуту… Прошу вас, милая, добрая Биби, будьте милостивы. Я достану все… деньги, золото, все, что понадобится… Я отдам все свои драгоценности за вашего сына, только не отнимайте его у меня. Не отнимайте…

Биби зажала ей рот рукой. Надир повернулся и ушел.

«Вот они, барские дети! — думала Биби, прижимая к себе Гюльшан. — Не зная тяжести труда, не ведая страха за завтрашний день, за хлеб, они способны сгубить и себя и других! Подумать только, какие слова она говорит: «влюблена…», «давай убежим».

— Дочь моя, — говорила она, стараясь сдерживать охватившее ее волнение, — вы умеете читать коран и большие, хорошие книги. Вы не такая, как мы, темные, безграмотные люди. Рассудите вашим умом. Ваш отец приютил нас, он наш кормилец, дал нам работу, а вместе с нею и хлеб. Можно ли в благодарность за добро украсть у него дочь? Простят ли люди и аллах такое преступление? И как вы можете порочить честь и имя своего отца? Нет, это ужасно! Лучше покончить с жизнью, чем идти на такое страшное преступление.

— Люблю!.. Люблю его!.. — плача, твердила Гюльшан, не слушая Биби.