Сахиб Джамал - Черные розы

— Но, Гюль… он еще молод! — взмолилась Биби с рыданиями в голосе. — Ему совсем неведомо чувство любви. Он еще не знает девичьей ласки и никогда не слышал нежных слов. Разве вам такой нужен муж? Вам надо богатого, именитого молодого человека. Опомнитесь, будьте благоразумной, не губите себя, прошу вас! У меня всего один сын. Ради аллаха, пожалейте меня…

— Нет, нет Биби, не говорите мне этого, не говорите, — повторяла, всхлипывая, Гюльшан. — Я и слушать не хочу, лучше молчите!

Но разве Биби могла молчать? Вчера она всю ночь провела без сна, думая о Надире. А эту ночь решила быть с ним вместе, чтобы он не пел и не играл на флейте. А получилось еще хуже. О, какая же это страшная для Биби ночь! И что принесет ей утро?

— Пойдемте, нас могут увидеть. Пожалейте голову моего сына. Его убьют, если заметят с вами, клянусь аллахом, нам не миновать гнева хана… — в страхе шептала Биби.

— Хорошо, — вдруг согласилась Гюльшан. — Только проводите меня домой, прошу вас.

— Хоть на край света, ханум, торопитесь!

Сердце Биби разрывалось на части в тревоге за сына. Страх за последствия этой ночи жег ее сознание, и она готова рыдать, призывать на помощь всех богов. «Теперь мне все понятно, — думала она, шагая рядом с замолкшей Гюльшан. — Вот она, его Лейли! Вот кто сделал его Меджнуном! Нет, никогда, ни за что на свете не быть ей его женой. Лучше прочь из Лагмана! Скорее, скорее! Но куда же бежать? Где скрываться? О, как тесен мир для бедных людей!»

Добежав до дома, Гюльшан бросилась в свою комнату, упала на тахту и горько зарыдала. «Как посмел этот кочевник отвернуться от меня? — в ужасе спрашивала она себя. — Зачем я так унизила себя перед этим невеждой? Как я смела так безумно целовать его руки!..» Ей было стыдно.

Но это продолжалось недолго. Облик Надира встал перед ней, и она, словно милосердный судья, уже искала оправдание его поведению. «Ах, зачем я его осуждаю напрасно? Разве мог он вести себя иначе в присутствии этой властной женщины?..»

И дочь хана начала утешать себя, что после ее горячих поцелуев Надир будет думать только о ней. О, теперь-то уж она властна распоряжаться его дикой, неотесанной душой, его сердцем!

Поглощенная мыслями о Надире, Гюльшан не заметила, как давно уже взошло солнце, не слыхала шагов вошедшей матери.

— Ты проспала утренний намаз и завтракать не идешь. Уж не заболела ли?

Гюльшан вздрогнула от неожиданности. Увидев нарядно одетую мать, овладела собой и, даже не поднявшись с тахты, раздраженно буркнула:

— Ах, мама, оставьте меня в покое, мне не до молитвы!

Мать с испугом взглянула на дочь, присела рядом и хотела обнять ее. Гюльшан отшатнулась.

— Что с тобой происходит? Ты совсем сбилась с пути. Никого не признаешь: ни бога, ни отца, ни мать! — сказала она с ласковой грустью. — Может, расскажешь, что с тобой?

— Ничего я вам не расскажу, мама, — раздраженно ответила Гюльшан. — А богу я в полночь помолилась…

— В ночной сорочке? — в ужасе воскликнула мать. — Да ты просто обезумела!..

— Может быть, может быть… — быстро и зло заговорила Гюльшан. — Вот и отправьте меня в дом умалишенных. Там мне, наверное, будет легче, чем в этом доме.

— О аллах, что она говорит! — разгневалась мать. — Я отцу скажу, пусть он выдаст тебя замуж. Только замужество спасет тебя!

— Хорошо, я выйду замуж! Но только за любимого, а не за того, за кого вам вздумается выдать меня. Я сама определю свою судьбу.

Мать онемела от этих необычных для афганской девушки слов и в страшной тревоге выбежала из комнаты.

Гюльшан проводила ее презрительным взглядом.

— Хватит с меня вашего опекунства! Хочу сама любить и сама выбирать себе мужа. Сама! Сама!.. — кричала она в истерике.

Биби были знакомы чувства, способные раздавить человека, который потерял волю над собою. Хорошо знала она и жизнь с ее превратностями. Изо дня в день, двигая тяжелое колесо бытия, она свыклась с его скрипом. Знала, сколько терпения и упорства нужно для того, чтобы противостоять тяжелой доле. Жизнь никогда не была для нее сладкой. С раннего детства эта женщина много видела, испытала, выстрадала. Но любовь к мужу все скрашивала, и Биби безропотно несла бремя своего существования. Дин-Мухаммед понимал это и говорил ей: «Твоя любовь, словно ветер, гонит мой парус по жизни, не дает мне горевать, скучать и печалиться. Жить без тебя невозможно. Любовь — это бог!» А как пела, как ликовала его душа, когда родился Надир! «Лишь такая любовь, как наша, могла создать Надира! — говорил он. — Женщины, подобные тебе, украшают жизнь. Подумай сама, что было бы со мной без твоей любви! С тобой я делаюсь сильным, могущественным. Ни один хищник не посмеет преградить мне путь!»

Биби понимала, что рано или поздно и у Надира должна быть жена и своя семья. Но она и думать не хотела о Гюльшан.

Уверенная, что Надир влюбился в дочь хана, она проклинала эту любовь. Боже, как ей оторвать сына от Гюльшан?! Не всякое сердце выдержит ее капризы и привычки. Разве такая жена нужна ему? И что только прельстило его в этой ветренице?

Биби видела, что Надир способен на чувства сильные, возвышенные и благородные. С самого раннего детства мальчик рос в презрении ко лжи и в любви к своему обездоленному народу. Песни, в которых кочевники воспевали бескорыстную, яркую и чистую любовь, облагородили его душу и сердце. И Биби знала нравственную чистоту Надира, понимала, что между Гюльшан и Надиром не будет ни дружбы, ни любви.

Под палящим солнцем, обливаясь потом, Биби крепко нажимала руками на тяжелую соху, которую тащили хозяйские буйволы. Изредка она хриплым голосом покрикивала на животных и снова погружалась в свои мысли.

Она с нетерпением ждала короткого обеденного перерыва. Ей непременно надо поговорить с сыном. Ведь она еще ни словом не обмолвилась с ним о Гюльшан, не спросила его, о чем рыдала ночью флейта. И как только муэдзин запел, призывая правоверных к полуденному намазу, Биби покинула поле и, усталая, с трудом передвигая ноги, поспешила к сыну.

Увидев Надира, она бросилась к нему и долгим взглядом сквозь слезы молча глядела на него.

И Надир опустил глаза.

— Сынок… — почти простонала она.

— Что, мадар? — тихо произнес Надир, не поднимая головы.

— Взгляни на меня!

Надир не в силах был поднять на нее глаза. Он готов был провалиться сквозь землю, лишь бы не вспоминать вчерашнюю ночь.

Биби поняла его состояние.

— Ты один у меня, мой мальчик, и я для тебя единственный близкий друг, с которым ты можешь поделиться своими тайнами, — сказала она, глядя на него. — Пойдем, я хочу поговорить с тобой.

— О чем, мадар? — с трудом выдавил из себя Надир.

— О любви! — с болью воскликнула мать.