Маркандэй - Коробочка с синдуром

В первый же день десятник поставил Санохара на разборку старого, покрытого гравием, укатанного участка дороги. Заскрежетали лопаты, вгрызаясь в затверделую, неподатливую землю.

Лопата Санохара со звоном отскакивала, высекая искры, и мелкие кусочки породы веером разлетались далеко вокруг. Но Санохар вкладывал в удар всю силу, и лопата, круша слежавшуюся землю, все глубже вонзалась в звонкую грудь дороги.

К полудню этот трудный участок был пройден, а вдоль обочины выросли ровные кучи белого щебня. Теперь грунт стал уже мягче, и когда Санохар, наваливаясь всею грудью на рукоятку лопаты, вгонял ее в землю, ему казалось, что он отдыхает. Лишь иногда, задержавшись на мгновение, он тыльной стороной руки смахивал со лба горячие капли пота. Санохар не присел отдохнуть даже в палящий полуденный зной. Зато к вечеру он заработал целых четыре рупии!

Вокруг говорили:

— Подохнет с голоду… Ведь не ест ничего, каждую пайсу выгадывает!

— Как он только еще на ногах держится? Может быть, из дому чего прихватил?

— Да нет у него ничего. А у этой торговки, будь она проклята, разве выпросишь что-нибудь в долг? Пропадет бедняга…

Широко раскинув снопы лучей, солнце уже опускалось за темную полосу горизонта. Рабочие один за другим потянулись к деревне. На обочине дороги остался один лишь Санохар. Он сидел на корточках с закрытыми глазами, привалясь к теплому корявому стволу старого дерева. В ясном, прозрачном свете полной луны, точно приклеенной к голубому небу, серебрилось жнивье.

На развороченной дороге были отчетливо видны черные провалы ям и ровные, белые кучи щебня; казалось, залитая лунным светом дорога устало улыбается, обнажив щербатый рот с редко посаженными молочно-белыми зубами. Самыми большими были шесть куч щебня, насыпанные Санохаром, и он с невольной гордостью любовался ими, как отец своими детьми. Потом его глаза устало закрылись, голова отяжелела… Он увидел перед собой Дулари, ее печальное лицо. Сестра склонилась над ним, и он услышал ее негромкий жалобный голос:

— Куда ты, братец? Не покидай меня, не уходи!.. Братец, братец!..

Задрожав всем телом, Санохар вскочил на ноги, дико озираясь по сторонам. Все вокруг было по-прежнему залито прозрачным светом луны. Кругом — ни души. Что же это с ним происходит? Протяжный голос все еще звучал у него в ушах, умолял, звал на помощь…

Крепко стиснув ладонями пылающую голову, Санохар попытался заглушить этот голос, но он все звенел и звенел в ушах, то удаляясь, то приближаясь, — тоскливый, прерывистый, задыхающийся от рыданий…

К концу четвертого дня, закончив работу, Санохар едва добрался до деревни. Ноги у него распухли, холодная дрожь пробегала по спине, голова кружилась. С трудом дойдя до ворот, Санохар повалился на землю и долго лежал не двигаясь. Потом сел, прислонился к ограде, тяжело дыша и не открывая глаз. Возле него послышался веселый смех. С трудом разомкнув воспаленные веки, Санохар увидел маленькую девочку. Она вприпрыжку пробежала мимо, на ходу лакомясь румяной лепешкой. И внезапно его охватило безумное желание догнать девочку, ударить ее, отнять лепешку… Но он только глотнул горькую слюну и отвел глаза.

Рабочие, усевшись в кружок, потягивали чиламы. Из лавки доносился перестук гирь и звяканье медных чашек весов.

Сгущались сумерки. По улицам деревни разносилось протяжное блеянье коз. Тяжело вздыхали быки, возвращаясь с пастбища. Небо все плотнее заволакивали густые облака. Лишь изредка, вынырнув из-за туч, выглядывала луна и, словно убедившись, что на земле все осталось по-прежнему, снова исчезала в непроглядном мраке…

На пятый день с утра хлынул проливной дождь. К полудню все поля и дороги утонули в безбрежном море жирной грязи. Работы на несколько дней прекратились. Бросив лопаты и корзины, рабочие расходились по домам.

Кто-то попросил подрядчика:

— Санохар от голода на ногах еле держится, сахиб. Вы бы рассчитались с ним за эти несколько дней…

— Неделя еще не кончилась, — сердито отрезал тот.

— Мы же не машины, а люди, сахиб. Так и на тот свет отправиться недолго!

— Эй, не болтай пустое! Ваш Санохар просто болен. Здесь такие не нужны. Пускай домой убирается…

Дождь прекратился так же неожиданно, как и начался. Весело засверкало солнце. В его лучах радостно красовались двадцать куч щебня, насыпанных Санохаром. Даже бурный ливень не смог размыть их — только очистил от грязи. И теперь, лежа без сил под деревом, Санохар с нежностью и заботой поглядывал на свое сокровище. А возле него стояла лавочница и сердито ворчала:

— Ушел из дому, а ведь не догадался прихватить с собой на первый случай хоть пару горстей муки да гороху! Эх, глупый!.. Что ждет на чужой стороне — об этом и не подумал. Сестра, что ли, родная тут или мать?

— Эй, Чхабия! — окликнула она проходившую мимо служанку. — Накорми-ка парня, а потом дай ему чарпаи. Пять дней валяется человек на земле, да еще голодный!..

Размахивая руками и ругая кого-то, лавочница ушла, а Чхабия проворно сбегала в дом и, вернувшись, поставила перед Санохаром миску с рисом. Она застенчиво улыбнулась и снова стала удивительно похожей на Чандраму, чье лицо — как светлый лик восходящей луны:

Солнце стояло уже почти в зените, и Рамджатан прибавил шагу, чтобы хоть к исходу дня вернуться домой. На душе у него было удивительно легко, и он с радостным изумлением смотрел на раскинувшиеся до самого горизонта поля, покрытые сочной зеленью дружных всходов. Под легкими порывами ветерка по ним из конца в конец перекатывались упругие зеленые волны, и временами ему казалось, что он плывет по безбрежному зеленому океану. Все в нем пело, и он шел, не чувствуя своей ноши — продолговатой тыквы под мышкой, шерстяной накидки, перекинутой через плечо, и узелка с горохом за спиной. Никакие заботы не тяготили его душу, и только иногда, случайно наступив ногой на сухую прошлогоднюю колючку, он с замиранием сердца вспоминал о своей жене Джасванти и о неминуемом с нею объяснении. Что скажет она, когда узнает о случившемся? А что еще ему оставалось делать? Раз тхакур приказал — много не порассуждаешь. Не сегодня, так завтра тхакур все равно бы отнял у него участок. Тогда в его защиту никто и слона бы не сказал… Да разве женщине втолкуешь?..

Странно устроена жизнь! Было бы в мире все по-другому — люди с радостью принесли бы свою землю в дар тому святому старцу, портрет которого он видел сегодня. Говорят, у этого старца нет ничего — ни дома, ни земли — одно только короткое дхоти. Рассказывают, что этот седобородый старец, Виноба Бхаве, — самый верный ученик и последователь Ганди-джи. Ходит он из деревни в деревню и убеждает богатых жертвовать ему часть своей земли, чтобы он мог потом наделять ею безземельных. Это и называется «бхудан» — «дарение земли». Ах, если бы у него была собственная земля!.. Поежившись, Рамджатан оглянулся по сторонам и, не замедляя шага, снова невольно залюбовался раскинувшимся вокруг зеленым океаном, по которому его как бы несло быстрым попутным течением.