Прамудиа Тур - Это было в Южном Бантене

— Заболел?

— Да. Первый раз решили отвезти в больницу. Другие дети так померли, дома.

Все молчат. Вокруг тишина, не слышно даже пения птиц и журчания воды в реке. Первый утренний ветерок слегка колышет пальмовые листья на веранде. Иренг вытирает глаза и уходит в хижину. Вскоре оттуда слышится ее печальный голос:

— Хотелось бы угостить вас кофе, но что поделаешь — нет ни кофе, ни сахару.

— Ничего, сойдет и вода, лишь бы была горячая, — отзывается первый носильщик.

Иренг появляется на веранде. Она несет чайник, от которого идет пар, и несколько чашек с блюдцами. За исключением Иренг, все жадно набрасываются на чай. Иренг подходит к мужу.

— Давай, я перевяжу тебе руку.

Ранта отводит ее руку и ставит чашку на амбин.

— Не нужно. Ничего страшного.

— Пак, — просит Иренг с нежностью и состраданием.

Ранта продолжает есть кассаву. Проглотив последний кусок, он произносит:

— Ничего, Иренг, ничего страшного. Вот подожди — придут лучшие времена и ничего подобного больше не повторится.

Концом кебайи Иренг снова вытирает глаза, затем, низко наклонившись, чтобы скрыть подступающие слезы, поворачивается и быстро уходит в хижину. Уже оттуда, сдерживая рыдания, она говорит:

— Ах, пак, я всегда говорила, что ты слишком терпелив. Когда придут эти твои хорошие времена?

Ранта улыбается.

— Мне приятно слышать такие вопросы, Иренг. Я давно их жду. Ты спрашиваешь, когда придут лучшие времена?

Оба носильщика внимательно слушают Ранту.

— Когда? — повторяет он. — Это будет зависеть от того, когда мы сами начнем действовать.

— Я не понимаю тебя, пак, — говорит Иренг. Тут в разговор вмешивается второй носильщик:

— И верно. Когда же? Раньше нас притесняли староста, господин старший администратор, житья не давали, заставляя нас отбывать разные трудовые повинности. Потом пришли японцы, согнали нас в трудовые отряды и снова заставляли работать, пока не высохнешь в щепку, пока не сдохнешь. Затем наступили времена НИКА [10] НИКА (Гражданская Администрация Нидерландской Индии) — название колониального голландского правительства в оккупированных районах Индонезии после второй мировой войны. . Опять принудительные работы, расстрелы — каждый день. А теперь? Теперь не дают покоя банды дарульисламовцев. Мало того, наши же товарищи, когда становятся господами, относятся к нам…

— Как дикие звери, — вставляет Ранта.

— Да, как дикие звери. Запугивают нас армией, полицией, дарульисламовцами, заставляют нас воровать, а платят за это палками. Нет, видно, так и не дождаться нам хорошей жизни. Когда же мы сами начнем действовать?

— Тогда, когда мы будем все заодно, как было перед разгромом японцев, пятнадцать лет назад. Тогда мы все вместе уничтожали эту волчью стаю, которая по ночам убивала наш скот.

— В нашей деревне они тогда за три месяца зарезали двадцать голов, — вставляет первый носильщик.

В это время Иренг снова выходит из хижины и направляется к мужу.

— Как рука? Не болит?

Ранта нежно улыбается жене:

— Не болит? Конечно, болит. Но не это важно. Ведь вся наша жизнь — сплошная болезнь. Не тело болит, душа. Все время ноет.

Второй носильщик удивленно смотрит на Ранту.

— Брат раньше обучался в школе?

Ранта кивает головой.

— Могу немного читать и писать.

— Если так, то на следующих выборах обязательно выберем тебя старостой, — заявляет первый носильщик, а его товарищ одобрительно кивает головой.

У Иренг и у самого Ранты заблестели глаза. Ранта отвечает:

— Если выберете — не откажусь. Но выдвигать свою кандидатуру я не могу. У меня нет денег для залога. Ну а если выберут, я, конечно, соглашусь.

Ярко светит солнце. Шума реки не слышно. Иногда только доносится веселое щебетание птиц.

Неожиданно второй носильщик настораживается, внимательно всматривается вдаль, туда, где дорога делает поворот, и с тревогой сообщает:

— Берегись, господин Муса идет.

Все встревожены и кажутся испуганными, за исключением Ранты, который, наоборот, даже улыбается и медленно произносит:

— Мне надоело бояться. Пусть идет.

Оба носильщика поспешно взваливают на плечи мешки и, распрощавшись с хозяином, уходят в том направлении, откуда пришли накануне вечером.

Ранта стоит в спокойном ожидании. Иренг держит его за руку и что-то шепчет на ухо. Ранта отрицательно качает головой, тихо говорит:

— Это я уже слышал. Мне надоело бояться.

Иренг тянет его за руку, пытаясь увести в хижину, однако Ранта не двигается с места.

Слегка выпятив подбородок, с палкой в левой руке и с сумкой — в правой, одетый так же, как и вчера, господин Муса неторопливо проходит мимо хижины, даже не взглянув на веранду, где стоят Ранта и Иренг. Они провожают его глазами до тех пор, пока он не скрывается за поворотом.

Неожиданно снова появляются двое носильщиков, но уже без коромысел.

Первый, посмотрев назад, медленно произносит:

— Зверюга!

Ранта и Иренг вздрагивают. До сих пор они, казалось, не замечали присутствия посторонних.

— Кажется, ушел! — с облегчением говорит Иренг.

— Да, кто знает, какую еще подлость он может сделать, — отзывается второй носильщик. — Мы завернем за дом. Если что, мы сможем сразу же прийти на помощь. Хорошо?

Иренг нетерпеливо перебивает его:

— Если он захочет что-либо сделать, кто из нас может помешать ему? Он берет не силой, а деньгами. А против денег мы не можем бороться. У него влиятельные друзья. А наши друзья — люди маленькие.

Ранта прерывает жену:

— Хватит. Надоело твое нытье. Надо не отчаиваться, а самим устраивать свою жизнь. Верно?

Второй носильщик бросает удивленный взгляд на Ранту.

— Верно-то верно, но как?

— Не знаю, время покажет.

— Значит, сейчас мы не нужны? Нам можно возвращаться? — спрашивает первый носильщик.

Ранта улыбается, трогает больную руку.

— Да, спасибо. Если будете здесь, заходите. Приводите с собой и товарищей.

Первый носильщик кивает головой и идет прочь, но, не дойдя до поворота, возвращается.

— Мы переносим кассаву и через день бываем здесь.

Не дожидаясь ответа, он поворачивается и уходит догонять товарища.

Взглянув на мужа, Иренг говорит:

— Вот такие же бедняки и все наши друзья, пак.

— Да, но ты недооцениваешь их силу, Иренг.

— В чем же она проявляется, пак?

— Пока еще ни в чем, но те, кто правил раньше и правит сейчас, всегда существовали и существуют за счет таких, как этот носильщик, Иренг. Запомни это хорошенько! Мы пойдем в больницу?

Иренг прислушивается к чему-то, затем смотрит в лицо мужа, удивительно спокойное после всего пережитого, и говорит:

— Что-то не слышно военных грузовиков.

— Да. Ну что ж, пойдем послезавтра. Я устал.