Жан-Поль Рихтер - Грубиянские годы: биография. Том II

Я приведу только один пример. О Вальте, например, говорится (с. 368): «Он видел луг – обглоданный скотиной, но лиловый от исключенных из ее рациона ядовитых осенних цветов». В «Приготовительной школе эстетики» мы находим такую параллель к этому месту ( Эстетика , с. 330):

Читатель, умеющий читать с пользой для дела, и без того будет правильно обходиться с так называемыми цветущими лугами поэзии, – ведомый тем же инстинктом скот подъедает без остатка питательные травы на осенних пастбищах, но не притрагивается к ядовитому безвременнику (ему предстоит лишь будущей весною принести плоды, – так и поэтическим цветам).

Может быть, дети, которых видит по пути Вальт, – тоже образы его самого. Один такой ребенок, встреченный в трактире, хозяин которого носит имя Карнер («Кладбищенская капелла»), кажется, спасает Вальта (или Флитте) от смерти (с. 363; курсив мой. – Т. Б.):

Вдруг один юный дерзкий возчик – мальчонка лет тринадцати, в синей рубашке и плотном белом ночном колпаке, – поднялся с места, подкрался к песочным часам трактирщика и незаметно перевернул их, чтобы в буквальном смысле (поскольку пока что вниз высыпалась только треть находящегося в часах песка) скоротать для этого человека время.

Однако нотариус, разозленный увиденным, подскочил и перевернул перевернутое…

Во всяком случае, в романе Жан-Поля «Зибенкэз» (1796–1797) о песочных часах сказано ( Зибенкэз , с. 373; курсив мой. – Т. Б.):

Так мы, люди, можем служить для высших существ цветочными часами, когда на последнем нашем одре закрываются наши цветочные лепестки, – или песочными часами, когда в подобных же часах нашей жизни песок высыпался без остатка, так что их перевертывают в ином мире…

Директор театральной труппы Фрэнцель – думаю, еще одно отражение Вальта (или художника вообще). Пари, навязанное ему человеком в маске, – проверка на способность подчинить себе материю повествования. В «Приготовительной школе эстетики» об этом сказано так (, Эстетика , с. 75; курсив мой. – Т. Б.):

Внешняя природа становится каждый раз иной, преломляясь во внутренней, и отсюда это пресуществление хлеба в божественную плоть есть духовный поэтический материал… <���…> У материалиста – глыба земли, но он не может вдохнуть в нее живую душу, потому что это глыба, а не тело ; нигилист хочет дохнуть животворным духом, но нет у него даже и глыбы.

И далее (там же , с. 201): «Комический поэт, по всей видимости, не остановился бы перед тем, чтобы назвать несчастное сердце – globe de compression [см. с. 390 и комментарий к ней. – Т. Б.] или globulus hystericus [истерический комок] галльской Музы…» «Истерический комок» – название болезни: ощущения тревоги, связанного с будто бы застрявшим в горле комком…

В третьей книжечке мрачно-гротескные приключения первой половины путешествия резко отделены от поездки в Розенхоф, описание которой начинается с нумера 46 («Благородный гранат. Бодрящий день»): «Шум и предотъездное нетерпение романтически оживляли сердце, и казалось, будто ты прямо сейчас въезжаешь из страны прозы в страну поэтов…» (с. 395).

Это пограничье отмечено даже феноменом появления второго солнца (с. 398):

Милое солнце стояло так, что – в это время года – я мог бы подумать, будто сейчас без четверти шесть утра (однако, говоря по правде, было четверть седьмого вечера). Между тем, я видел, что Линденштедтские горы залиты красным светом стоящего напротив них солнца – которое, собственно, если учесть их восточное положение, должно было располагаться над ними.

Объяснение такого феномена опять-таки можно найти в «Зибенкэзе» ( Зибенкэз , с. 343; курсив мой. – Т. Б.):

С души Фирмиана судьба сорвала, как садовник с весенних цветов, почти все старые, желтые, блеклые листочки. <���…> В душе взошло чудесное солнце, пока на небе всходило другое. В каждой долине, в каждой роще, на каждом холме он сбрасывал несколько давящих колец тесного кокона горестной зимней жизни и распускал влажные мотыльковые крылышки…

Именно в Розенхофе Вальт видит водопад с радугой, видит под струями водопада В и ну, и у него вырывается возглас: «Как же велик Бог, В и на!» (с. 425).

«Только одного публичного судью, которого почитает мое сердце, пусть пошлет мне этот год, – хоть бы и предубежденного против меня», – сказано в «Предуведомителе». А в «Грубиянских годах», ровно на границе между третьей и четвертой книжечками, Жан-Поль рассказывает в своем письме о появлении «внутреннего человека» Зрюстрица, уже с нетерпением ожидающего момента, когда он выйдет из дома… Зрюстрица, который, «хотя и не стал ни поэтом, ни врачом, ни философом, но (что, может быть, важнее) вобрал в себя все это» (с. 435).

И еще в этом письме Жан-Поль успевает поговорить с читателями, 9-м номером: заверить их в своей правдивости и объяснить, что он «не властен даже, в возможном случае, что повествование окажется необычно скучным, предпринять что-либо иное для мира и для господина Котта , кроме как почувствовать истинное сострадание к ним обоим, испытать очень сильные угрызения совести, в остальном же остаться стесненным в своих действиях и привязанным к позорному столбу» (с. 440–441).

Вульт, как уже говорилось (с. 850), разъясняет брату характер мистических «чудес», случившихся во время путешествия, но самого его больше интересует характер отношений Вальта с Якобиной.

Вспомним еще раз фразу из Жан-Полевой теории сновидений: «Кажимость (Der Schein) должна часто показывать человеку бытие (das Sein ), сновидение – показывать день. Столь важную для нас земную игру фиглярски воспроизводят для нас воздушные морганатические феи сна , чтобы мы не переоценивали наш мыслительный и телесный миры». На роль такой феи очень подходит Якобина, актриса и любовница (морганатическая жена?) генерала Заблоцкого, несколько раз пытающаяся соблазнить Вальта. То есть она, видимо, представляет собой четвертый – помимо мозга, духа и подсознания – компонент сновидения: отражающуюся в нем земную жизнь.

Имя Якобина (происходящее от имени библейского Иакова), согласно одной из этимологических версий, означает «обманщица». Якобина лишь имитирует добродетельность, ибо «актриса, после исполнения трудной трагической роли добродетельной женщины, запросто может стать собственным театром aux italiens и пародией на саму себя…» (с. 413); тем не менее, она в какой-то степени является имитацией В и ны, ибо отец, директор труппы, выставляя дочь на посмешище своей руганью (с. 388), называет ее Виной. На балу личин Якобина будет носить маску «Рабыни Добродетели», В и на – монахини. В «Приготовительной школе эстетики» Жан-Поль приводит такое противопоставление ( Эстетика , с. 301; курсив мой. – Т. Б.):