Игорь Кабаретье - Курляндские ветреницы

С этими словами она сняла с меня косточку от персика, которая зацепилась в складках моего платья. Я не могла больше отрицать содеянного и не знала, куда мне деться от страха. В моей голове мысленно уже пронеслась ужасная сцена, которая сейчас произойдёт. И действительно, моя тётя, после немой паузы удивления, взорвалась потоком брани:

– Ах! Маленькая мерзавка, значит, таким образом, вы к своему непослушанию присоединили ещё воровство и клевету! Но вам придётся искупить свою вину, я вам это обещаю. Для начала, встаньте на колени перед Мадарой и извинитесь за вашу отвратительную ложь.

Всё моё естество восстало против унижения, которое мне было навязано этой страшной женщиной и её новым духовником. Становиться на колени перед прислугой – это было выше моих сил, и я осталась стоять, но тётушка схватила меня одной рукой за ухо, а другой стала давить со всей силы на мои плечи, вынудив стать на колени.

– Не правда ли, вы желаете извиниться? – кричала она. Но так как я оставалась нема, как рыба, моя тётя незамедлительно отвесила мне звонкую пощёчину, и я разрыдалась.

– Ведь вы хотите извиниться? – продолжила она, давая мне вторую звонкую пощёчину.

Внезапно для себя я придушенным голосом произнесла:

– Простите!

– Ну вот, уже лучше, – промолвила моя тётя, – но следует попросить прощения у нашей дорогой Мадары.

Я колебалась, и тут же получила третью пощёчину и одновременно сильный пинок в зад, от которого у меня вырвался крик боли.

Наконец, под угрозой новых ударов, я вырвалась из рук моей мучительницы и отскочила в сторону, желая лишь одного – убежать прочь.

– Пожалуйста, подойди ко мне! – грозно произнесла в это время тётя Анна.

Я стала двигаться в её сторону, но видя, что она берет в руки плётку и не сомневаясь в том, что она намеревается с ней делать, я бросилась бежать в направлении решетчатых ворот, которые выходят на улицу. Рассвирепевшая тётка бросилась вдогонку за мной и настигнув меня, схватила рукой за платье, когда мне уже казалось, что я спаслась от её гнева.

– Ах! Вы полагаете, что всё закончилось для вас благополучно, несчастная маленькая воришка! Вы глубоко ошибаетесь. Слишком давно ваша попа не пробовала прутьев! На этот раз, по крайней мере, у неё не будет причин жаловаться, что её обделили вниманием, и она получит свою порцию наслаждения.

И так как Мадара хотела уйти, моя тётя продолжила:

– Останьтесь, Мадара, нужно, чтобы вы поприсутствовали при процессе исправления этой дрянной девчонки. Ах! Итак, вы, моя милочка, хотели убежать! Чтобы вам не удалось этого сделать, вы познакомитесь с вашей персональной плёткой, которую я приобрела специально для вас, прямо здесь, в саду, перед вашей служанкой, на глазах у всех этих простолюдинов, которые проходят по дороге мимо нашего дома, и смогут увидеть, как вы исправляетесь от вашего наиболее сильного стыда в жизни. Итак! На колени, мерзкая воришка и лгунья!

Уже второй раз за короткое время я была вынуждена становиться на колени на щебень, пронзавший насквозь кожу моих ног. Также мне следовало опустить голову до земли, и так как я отчаянно не желала оставаться в этом положении, Мадаре было приказано держать меня за руки и давать мне увесистую пощёчину всякий раз, когда я буду делать попытки подняться. Эта угроза для меня была наиболее ужасна и унизительна: получить пощёчину грязными руками неотёсанной крестьянки-служанки! От такой возможности мои щёки стали ещё более пунцовыми, чем раньше.

Между тем, тётушка в это время поместилась выше меня, и зажав своими ногами моё тело, согнулась надо мной сзади и задрала вверх моё платье и юбку своей проворной рукой, а затем уже смогла поднять и мою нижнюю рубашку. И тут её глазам предстала малоприятная картина, ведь перед этим я столь внезапно вышла из отхожего места, услышав тётины крики, что не потрудилась подтереть свою попку, в которой ещё оставались кусочки кала, так что пинок, который меня недавно наградила тётя Анна лишь углубил ткань моей рубашки внутрь между моими ягодицами и измазал её моими какашками, приклеив к промежности задика. Увидев это, моя родственница ещё более взбесилась.

– Гадкая, мерзкая, отвратительная грязнуля, – закричала она, – я вас научу, в каком виде надлежит являться передо мной. Посмотрите все на этот ужас!

Но эта грязь не помешала ей отклеить мою рубашку от тела и обнажить его сзади. О, Боже, какой удар она нанесла мне для начала, я даже не поняла, что случилось, у меня едва случилось времени, чтобы его почувствовать, поскольку я тут же получила следом второй, а затем и третий, и так непрерывно приблизительно двадцать ударов. Я при этом постоянно испускала душераздирающие крики и не могла даже дёрнуться, поскольку мои руки и плечи держала Мадара, а живот перехватила своими железными ногами тётушка, так что мои ягодицы болтались в воздухе, полностью открытые для всеобщего обозрения, и непроизвольно дёргались, испытывая такое ужасное бичевание. Я спрашивала себя, как я могла несколько дней тому назад развлекаться подобным же образом и испытывать тогда удовольствие от этого процесса, ведь сейчас я лишь могла кричать от боли и извиваться, стараясь освободиться от рук моих палачей. Мне даже удалось немного изменить положение моего тела, однако без всякой выгоды для себя. Удары, которые падали на мою левую ягодицу, стали теперь достигать и правой… и даже промежности, так что это всё, что я выиграла от своих телодвижений. В конце концов, моя тётя столь тесно зажала меня своими толстыми ножищами, настоль сильно, что я совсем не могла пошевелиться, и единственные движения, которые мне было позволено совершать, так это открывать или закрывать мой бедный зад, отодвигать или приближать бедра к моим мучителям. Стыд, к которому я вначале была столь чувствительна, исчезал на глазах перед страданием, которое выпало на мою долю, и меня охватила такое безразличие к любой форме самолюбия, что не сдержалась и выпустила прямо в нос моей тёти пару мощных струй кишечных газов. В этот момент я могла видеть только лицо Мадары, которая не смогла сдержаться и расхохоталась от звука происходящего, от мелодичного звучания этих выхлопов. Положение, в котором я была вынуждена пребывать, раздвинув ноги и промежность, из которой ветерок понуро выдувал мои газы, которые я просто физически не могла сдержать, так как тётушка с силой сжимала мой живот, не позволял мне прекратить это газоизвержение. Однако тётка была крайне возмущена такой ситуацией.

– Вонючая мусорка, – воскликнула моя родственница, – ты слишком много ешь, нельзя же доводить себя до такого состояния!

И раздвинув мои ягодицы, она стала яростно хлестать моё тело, в виноватом, с её точки зрения, месте, но непроизвольно задевая при этом внутренние стеночки моей нескромной дырочки. Я взвыла от боли, непроизвольно извиваясь, словно угорь на сковородке, ведь выдержать удары плёткой в этой чувствительной части моих ягодиц было совершенно невозможно обыкновенному человеку. Кровь текла потоком, плётка была разлохмачена, и, наконец, моя тётя утомилась от экзекуции и закончила процесс моего исправления, но, прежде чем позволить мне уйти, она приказала принести ей пиалу, заполненную уксусом, и вытерла смоченной в ней тряпочкой мой искрошенный кожанной плёткой задик, и тут я почувствовала ужасное жжение, мой круп в этот момент внезапно непроизвольно дёрнулся, настолько сильно, что пиала с уксусом выпала из рук тётки, и я смогла вскочить и убежать прочь под раскаты гогота толпы деревенских жителей, пришедших к ограде сада, чтобы поприсутствовать на спектакле моего наказания и исправления, а заодно и развлечься. Я скрылась в моей комнате, забежав в которую сразу бросилась плашмя животом на мою постель и заплакала. Сидеть я не могла, потому что это положение тела причиняло мне сильную боль. Однако, несмотря на мои страдания, красные от слёз глаза, и то, что я была осуждена тётушкой на хлеб и воду на целую неделю, я была обязана присутствовать на ужине. Тётя Анна позаботилась о том, чтобы в деталях рассказать всем своим гостям, как я была наказана плетьми, и мне было стыдно видеть все эти насмешливые взгляды, устремлённые на меня, и это меня мучило почти так же, как наказание, полученное днём. Чтобы увеличить степень моего унижения, в конце ужина тётушка, почувствовав вдруг донёсшееся до неё зловоние и подумав, что это я не поменяла рубашку и не вымыла свой зад, вдруг задрала вверх мою юбку прямо перед всеми её гостями, чтобы они смогли увидеть, таким образом, мой задик, багровый и исполосованный плетью.