Жан Гросс-Толстиков - Альманах «Герои войны»

Девушка утвердительно кивнула, соглашаясь со своим спутником, и передала ему пиджак. Молодой человек оделся, подмигнул расстроившимся подросткам и протянул крепкую жилистую руку. Все та же детская худощавая ручонка, недавно сжимающая тяжелый карабин, вежливо приняла рукопожатие, утонув в широкой ладони оппонента.

– А вот и нет, товарись! Давай-ка лоб, селбан тебе хлоп! – поднырнув под рукопожатие, громко воскликнул кучерявый очкарик.

Он демонстративно распахнул перед молодым человеком лист плотной бумаги и заглянул в растерзанную пулями дырку в центре мишени.

– Ты это, как? Когда успел-то?! – возмущенно залепетал инструктор. – Вот я тебе уши-то надеру! Сказано ж было, не положено за барьер!

Молодой человек принял лист мишени из рук парнишки и удивленно усмехнулся. Его спутница подошла ближе и, приподнявшись на носки, заглянула через сильное плечо.

– Все в десятку, – сказала она.

– Сомнений нет, – согласился молодой человек.

– Щелбан, селбан, щелбан! Эскимо! – сканировала толпа довольных подростков.

Молодой человек улыбнулся и запустил руку во внутренний карман пиджака. Достав маленький блокнотик и карандаш, он размашисто что-то записал, затем вырвал листок и протянул победителю.

– Завтра приходи по этому адресу, – сказал молодой человек. – Нашей Родине нужны такие способные ребята.

Затем он запустил руку в карман брюк, звякнул мелочью и, усмехнувшись, присел на одно колено, подставляя свой лоб под заслуженное наказание проигравшего. Рука со сложенными в «козу» тонкими пальчиками протянулась к широкому лбу.

Зима, 1942

На мгновение замерев с широко распахнутыми глазами, фашистский снайпер завалился на бок и распластался на снегу. Из-под насквозь пробитой каски поползла тонкая струйка крови. Остекленевшие глаза уставились в свинцовое зимнее небо.

Следом за первым фашистом, рухнул второй, также сраженный выстрелом советского солдата-невидимки. Точные снайперские выстрелы подхватила пулеметная очередь, срезав сразу несколько фашистских захватчиков, как полевые сорняки. Немецкие солдаты и офицеры падали в рыхлый снег в надежде спастись, прячась за сугробы или перекатываясь в свои же воронки от недавнего танкового обстрела из-за реки.

– Вперед! – орал штандартенфюрер Норманн.

Фашисты неохотно поднимались, и то по-пластунски, то мелкими перебежками на полусогнутых ногах бросались на очередной штурм холма. Череда снайперских выстрелов в совокупности с автоматными и пулеметными очередями настигала захватчиков, похожих на тараканов, разбегающихся по неожиданно освещенной в ночи кухне.

Никто и не заметил, как свинцовое марево зимнего поднебесья сменилось иссиня-черным небосклоном с редкими звездами, слабо мерцающими в непроглядной бесконечности. Ночь заботливо укрыла своим покрывалом все вокруг.

Черная полоса леса едва ли не сливалась с не менее черным небосклоном. В грязном сером поле чернели догоревшие остовы танков и грузовиков, лишь немногие уцелевшие «трехтонники» жалостливо мерцали издали мутно-желтыми глазами фар. Отделяющая поле от холма, белесая полоса реки чернела частыми прорубями и причудливыми расщелинами растресковавшегося во время переправы льда. Некогда девственно белоснежный холм покрывали безжизненные тела немецких солдат и офицеров, и рваные воронки разорвавшихся снарядов.

С наступлением ночи, как советское сопротивление, так и немецко-фашистская атака убавили былую яростную прыть. Все реже и реже огрызался скрытый в стенах церкви пулемет, одиноко выставленный в ночной дозор и выхватывающий из зазевавшегося немецкого тела уставшую душу. Утопая в глубоком снегу, выбившиеся из сил пехотинцы также редко отвечали автоматными очередями и еще более редкими залпами карабинов, но все же старательно продвигались ползком вверх по холму, редея в численности и захлебываясь собственным поражением.

Под прикрытием ночной мглы, маскхалата и группы штурмовиков-разведчиков, штандартенфюрер Норманн перебрался через мост на правобережье реки. Лишившийся танка, но чудом сохранивший жизнь, оберштурмфюрер Ганс Краус считал своим долгом непоколебимо сопровождать своего полковника, но в то же время старался не попадаться тому на глаза.

– Господин штандартенфюрер, – полушепотом обратился капитан Вальтер Ланге, командир штурмовой разведгруппы. – Посмотрите налево, вот тот самым противотанковый расчет русских.

– Неужели? – оскалился кривой улыбкой немецкий полковник. – На это стоит взглянуть, пока есть такая возможность…

Стальной щит искореженного противотанкового орудия торчал из грязного снега изуродованным и погнутым куском. Смрадно коптила дотлевающая резина колес, зверски вырванных из тела «сорокопятки». Ствол загнулся и уныло смотрел куда-то в сторону чернеющей на горизонте лесополосы, будто стыдливо отводя единый глаз прочь от меланхолично продолжающегося сражения, в коем ему не удалось продержаться до полной победы.

Желваки под натянутой на скулах кожей штандартенфюрера неконтролируемо задрожали. Видимая победа над злосчастным советским орудием, унесшим жизни многих пехотинцев, и танкистов вместе с их машинами, не радовала немецкого полковника. Он молча смотрел на черный от сажи и копоти снег вокруг искореженного противотанкового орудия. Где-то в глубине души Мартин Норманн не переставая лелеял угасающую на глазах надежду заметить разорванную взрывом плоть советского артиллерийского расчета «сорокопятки». Трупов нигде не было.

Лето, 1942

Привстав со стула и перегнувшись через стол, особист НКВД заглянул в лицо пленного танкиста. Последний, не теряя спокойствия, вопросительно приподнял брови, всем своим видом внимательно ожидающий очередного вопроса.

– Так как, ты говоришь, звали того русского солдата? – прищурившись, переспросил капитан Мочков.

– Weider sagen, was war der name dieses russischen soldat? – переводчик тотчас же повторил вопрос капитана.

Оберлейтенант поднял уставшие глаза и посмотрел на Мочкова. Неожиданно для всех присутствующих на допросе, немец лукаво ухмыльнулся.

Зима, 1942

За иссиня-черной кромкой лесополосы забрезжил рассвет. В отличии от предшествующего дня, небосклон очистился, подернулся бирюзовыми красками, лишь изредка омраченный тяжелыми свинцовыми тучами. Из-под поднебесья пошел легкий мягкий снег, заботливо укрывая мертвые и живые тела пушистым покрывалом.

Штандартенфюрер Норманн уловил краткий момент, чтобы никто из окружения не смотрел на него, и игриво по-детски вынул кончик языка, ловя холодные колкие снежинки. С наслаждением облизнув иссохшие потрескавшиеся губы, немецкий полковник вновь придал себе командный вид и распорядился к возобновлению штурма.