Алекс Ведов - Вверх по течению. Записки аутсайдера

Забегая несколько в сторону: я далёк от анархизма и радикальных левых идей. Я не считаю, как Прудон, что всякая собственность есть кража, и не отождествляю её по-марксистски с грехом. Но идея собственности – такая, казалось бы, естественная для всех людей – мне чужда, так сказать, метафизически. В её основе я не вижу больше, чем сумму социальных соглашений, условностей. Это всё только на поверхности, на периферии; а глубже, в основе бытия, нет ничего, что им бы соответствовало.

Конечно, без разграничения «твоё» и «моё» в обществе не прожить. И, как и все, формально я владею чем-то: какими-то вещами, жильём, деньгами. Но совершенно не чувствую, каким образом что-нибудь из всего этого может быть моим, частью моего существования. Как вообще что бы то ни было в окружающем мире может быть моим , принадлежать мне, если сам я не принадлежу этому миру?

Даже собственное тело часто кажется не принадлежащим мне, чем-то посторонним по отношению к тому, кто обитает внутри него и называет себя «Я». Никогда я не мог ни ощутить, ни представить, каким образом всё, что я называю «самим собой», может быть результатом каких-то физиологических процессов.

Наверное, следствием этой же изолированности является и другое свойство, которое всю жизнь отмечаю в себе. Обладая живой восприимчивостью, будучи от природы довольно-таки впечатлительным и наблюдательным, я перевариваю впечатления и делаю из них какие-то жизненно важные выводы (особенно те, что касаются обыденности, чисто житейской стороны существования) заметно медленнее, чем другие. Как будто всё это во мне слишком долго усваивается и созревает. Правильное осмысление каких-то событий приходит ко мне, как правило, со значительной задержкой, а то и с опозданием. Из-за этого я часто выглядел (и выгляжу до сих пор) во многих ситуациях заторможенным и даже тупым. Смею надеяться, таковым (по крайней мере – во всём и до такой степени, как может показаться) не являясь.

*

Среди людей я очень часто кажусь сам себе незваным гостем, попавшим на чужой пир по недоразумению. Или так: сторонним наблюдателем, который находится не ниже и не выше, а именно в стороне. Даже в кругу близких людей я не чувствую себя до конца «своим». Между мною и другими всегда большая или меньшая дистанция, кем бы эти другие мне ни приходились. И родственные чувства тут не исключение: не то чтобы у меня их нет; но для меня они никогда не были чем-то настолько значимым, чем являются, по-видимому, почти для всех нормальных людей. Я, в отличие от многих, не знаю, что такое привязанность к родне, к «своим по крови».

Никогда не мог я ощутить себя частью какой-либо компании или коллектива, да и любой общности людей, какую бы роль ни случалось мне там играть. Собственно, и ощущать себя частью мира (да чего бы то ни было) – каково это – мне почти незнакомо, хотя умом понимаю.

В любой социальной роли я чувствую себя как чужестранец в незнакомой стране. Она мне кажется чем-то вроде неудобной и душной маски, которая отторгается всем моим существом, но которую вынужден иной раз надевать и носить. Чтобы играть ту или иную роль (а без этого никому не прожить), мне всегда приходится совершать над собой некое внутреннее усилие, граничащее с насилием.

Сюда же относится и то, что я никогда не считал себя обладателем какого-либо статуса или представителем какого-либо «слоя» в обществе. Для меня статус, свой или чужой – всегда условность, нечто не соответствующее реальности. Приписывают мне другие люди какой бы то ни было статус или нет – меня всегда как-то мало заботило. И вообще я неприязненно отношусь к озабоченности людей чужими статусами. Шире скажу: ко всяким символам и условным знакам в различном положении людей относительно друг друга. А также к тому, какое это место традиционно занимает в общественном сознании. У меня с детства есть стойкое ощущение, что неподобающе большое. Но опять-таки всю жизнь отмечаю, что думает так же мало кто.

Когда я по воле обстоятельств оказываюсь вовлечённым в дела, заботы, коллизии других людей (чего стараюсь избегать), то всегда оказываюсь, мягко говоря, не в своей тарелке. Честно признаюсь: для участия в коллективных делах я неважно психологически приспособлен. Для меня всегда составляет большую трудность быстро ориентироваться в таких ситуациях и занимать нужную, выгодную позицию, избирать подобающую линию поведения. Я даже часто не в состоянии понять, какой она должна быть, эта подобающая линия (я с годами стал склоняться к мнению, что её в большинстве случаев просто не существует).

Не то чтобы я был непроходимо глупым, невоспитанным и неотёсанным – наверное, при достаточно критичном к себе отношении всё же так не сказал бы. Дело в описанной врождённой психологической отчуждённости от мира. Понятно, что это… свойство (возможно, правильнее назвать его недостатком) жизненному успеху способствовать не может.

Я очень не люблю вот это неуютное состояние души, неизменно сопровождающее моё участие в чужих делах. И стараюсь избавляться от него как можно скорее. Вовсе не потому, что избегаю всякой ответственности. Наоборот, в ряде случаев у себя отмечаю её выше, чем у большинства других. Просто предпочитаю, чтобы к моим мотивам поведения не примешивались чьи-то посторонние – с их неизбежной долей бестолковщины, соображений личной выгоды, разного рода эмоций и желаний не лучшего сорта – короче, всего того, что в конечном счёте ведёт к хаосу и конфликтам.

Мне больше по душе сугубо индивидуальная ответственность и деятельность. И я благодарю судьбу, провидение или не знаю, кого ещё за то, что мне была предоставлена возможность зарабатывать на жизнь именно таким образом. И ещё мне здорово повезло в том, что у меня никогда не было никаких подчинённых, а с немногочисленными начальниками не было особо зависимых и сколько-нибудь тесных отношений.

Жизнь не всегда несправедлива. Иногда и аутсайдерам она в чём-то идёт навстречу.

*

Ещё Пифагор весьма точно подметил, что жизнь подобна олимпийским играм, куда одни ходят состязаться, другие – торговать, а третьи – смотреть. Можно спорить (я не буду), но представителей последней категории он считал самыми счастливыми. Вероятно, для образа жизни и мироощущения древних греков это было справедливо. Но сегодня с ним вряд ли многие бы согласились. Если основным критерием счастья считать материальный достаток, то самыми счастливыми на сей момент следовало бы считать представителей второй категории (особенно в наше время в нашем государстве). Судя по всему, они вообще доминируют в современном мире, они задают систему ценностей и соответствующие ей тип мышления и форму человеческих взаимоотношений. Они теперь в лидерах коллективного заплыва. Однако дай им Бог здоровья и каждому по куче призов в конце, я не о них. Я о тех, кто наблюдает и размышляет над увиденным, потому что сам из них.