Лайонел Корбетт - Священный котел. Психотерапия как духовная практика

Для иллюстрации возникновения смысла в ходе физической болезни, я бы хотел привести пример одного мужчины, обратившегося ко мне с депрессией и хронической болью, мучающей его после операции на сердце. В течение нескольких месяцев после операции он мучился сильными и постоянными болями в районе грудины. Причины этой боли изначально были диагностированы неверно, и в течение долго времени он принимал не те препараты [111] Боль ошибочно объясняли воспалением в области околосердечной сумки (синдром Дресслера). . В конце концов было установлено, что кость попросту не срасталась, последующая фиксация также не помогла, и боли продолжались. После повторной фиксации, проведенной спустя девять месяцев после операции, боль ослабла, но еще долго не проходила. Длительное время мужчина не мог работать и отчаялся когда-либо снова стать здоровым.

Отец этого человека умер, когда мальчику было десять лет. Его мать настолько была поглощена горем, что почти полностью утратила контакт с сыном. Он начал чувствовать себя ответственным за ее эмоциональный покой, всячески пытался поднять ее настроение, но ничего не помогало. Он не мог укрыться от ее гнева и раздражения и постоянно чувствовал собственную вину и уязвимость. В итоге он выбрал «помогающую» профессию, которая требовала от него полной самоотдачи ради других. Таким образом, не имея возможности отказать другим в помощи, он воспроизвел модель, выработанную в детстве.

С точки зрения физиологии, грудина защищает сердце от внешнего воздействия. То, что кость никак не заживала, сочеталось с неспособностью защитить собственную эмоциональную жизнь – у него никогда не было возможности научиться этому. В соответствии с законом синхронии, на момент операции он был в отношениях с женщиной, требования которой были похожи на требования его матери. Само собой разумеется, что он не был способен защитить себя от ее постоянных вторжений. Он заметил, что в моменты раздражения и критики с ее стороны боль в грудине усиливалась. Он чувствовал свою вину за то, что она не была счастлива, он считал, что должен заботиться об этом несчастном, хотя и весьма вредном существе. В результате терапевтической работы он смог абстрагироваться и взглянуть на свои отношения с точки зрения модели своих ранних связей с матерью. И именно в тот период, когда он научился говорить «нет», защищать свои чувства, ему сделали вторую фиксацию грудины, после которой боль начала ослабевать. Вся эта ситуация проявилась на двух уровнях: телесном – в виде боли в грудине и психическом – в форме неспособности противостоять эмоциональным вторжениям. Смысл его хронической боли был в призыве осознать все эти аспекты [112] Зонтаг (Sontag, 1997) подчеркивала, что «болезнь не есть метафора» и потому не может быть объяснена в терминах метафорического мышления. Она критикует все психологические подходы к объяснению заболеваний, потому что считает их слишком далекими от реального физиологического состояния человека; к тому же вся вина здесь ложится на саму жертву. Зонтаг предпочитает делать упор на физиологическом субстрате болезни. Подобно многим представителям течения «нью-эйдж» и большинству специалистов по психосоматике, Зонтаг неверно истолковала взаимосвязь физической болезни и психического состояния страдальца. Неправильно утверждать, что разум становится источником болезни тела, как будто разум и тело являются обособленными, независимыми друг от друга сущностями. Тело и разум едины, хотя мы переживаем их по-разному. Тело и разум отражают друг друга. Приведенный мною пример иллюстрирует, как психологическое и физиологическое состояния выражают одну и ту же проблему разными способами. «Неспособность защитить сердце» – хорошая метафора для описания ситуации в целом, но это не означает, что психологическое состояние стало непосредственной причиной физиологических осложнений. . Этот пример показывает нам, насколько тесно смысл страдания связан с личностью, насколько уникален каждый случай, когда страдания используются в целях психического и духовного исцеления.

Тот факт, что хирургическое излечение грудины и улучшение душевного состояния совпали, является прекрасным примером синхронии, связи событий материального мира с внутренним состоянием личности. Смысл указал на то, что всегда скрыто присутствовало, но не осознавалось. Такой смысл всегда обретается, а не выстраивается из ничего. У синхронии есть своя цель – стать частью некоей общей структуры нашей жизни, с той оговоркой, что для появления истинного смысла события должны быть правильно интерпретированы (von Franz, 1992).

Страдание может быть как благотворным, так и вредным для развития личности, а терапевт должен уметь поддерживать это хрупкое равновесие. Люди, прошедшие через тяжелую боль и страдания, никогда не будут такими, как прежде; как говорил Альберт Швейцер, они принадлежат к «братству тех, кто носит на себе печать боли» (цит. по: Joy, 1947, p. 287–288). Страдание меняет наши приоритеты и заставляет пересмотреть взгляды и ценности. Страдая, мы избавляемся от иллюзии неуязвимости и впускаем в себя страх. Если мы открыты для перемен, то можем прийти к новому состоянию бытия, но чаще всего страх не позволяет нам встать на этот путь. Страдание может радикально изменить наш взгляд на мир и на самих себя или же может утвердить нас в нашем понимании жизни. Страдание заставляет нас выбирать то, чего обычно мы стараемся избегать, и зачастую меняет нашу жизнь кардинальным образом.

Страдание может подтолкнуть нас к такому уровню мудрости и понимания, которого в обычных обстоятельствах мы бы никогда не достигли. Страдание раскрывает структуру характера, как светлые, так и темные стороны человеческой природы. На поверхность выступают либо наше самопожертвование, храбрость, стойкость и сострадание, либо себялюбие, способность манипулировать другими, неприязнь и цинизм. Страдание позволяет осознать то, как бы мы хотели прожить свою жизнь, что для нас действительно важно. Например, в случае тяжелой болезни, сверхактивные люди начинают понимать, что им пора остановиться, пересмотреть взгляды, иногда даже кардинально поменять их. Порой после болезни люди меняют профессию, расстаются с партнерами, начинают уделять внимание тому, что ранее игнорировалось, открывают новые, доселе неосознаваемые стороны своей личности. Это может сопровождаться гневом и сожалением о допущенных ошибках и упущенных возможностях. Преодоление всех этих переживаний может привести к глубочайшей трансформации.

Я считаю, что эффект страдания можно считать благотворным, если в результате появились какие-либо из следующих качеств: