Татьяна Ревяко - Тюрьмы и наказания: Инквизиция, тюрьмы, телесные наказания, казни

Истощение привело к тому, что многие из заключенных покупали в кооперативе полкилограмма соли и всю ее съедали. Вначале это сходило. У съевших соль вздувался живот. Вызывали врача. Врач не мог поставить сразу диагноз и переводил людей в больницу. Пища там была лучше, можно было пролежать целый день в палате, где стояли настоящие кровати. Но когда начались повторные случаи «болезни», врач раскусил, в чем дело. Он вместо больницы потребовал, чтобы их наказали. По мнению врача, одно из наказаний включало в себя лишение мизерной порции хлеба, полагавшегося нам. Хлеб давали редко. И наказывал нас таким способом чаще всего врач из заключенных. Он был флангис-том, арестованным за уголовное преступление. Если кто-нибудь из-за плохого самочувствия не поднимался утром по сигналу, он входил в камеру и ставил на глазок диагноз. Затем приказывал не давать тяжелобольному жалкой дневной порции хлеба…

Вши заедали заключенных. В тюрьме установились драконовские законы. Каждую неделю нашу одежду дезинфицировали. Нам выдавали спецовки, и мы целыми днями ходили только в них, хотя холод был дикий. Дезинфекционная камера наполнялась серой. Наша одежда, находившаяся там, возвращалась нам только на следующий день, и мы должны были ее одевать прямо в камере. Из-за холода приходилось закрывать даже единственное небольшое окошко. Выходя утром, мы не могли говорить. У многих появилась кровавая рвота.

Уничтожали вшей, как я уже сказал, каждую неделю. Нас выводили во двор и заставляли раздеваться догола. Так мы стояли довольно долго, пока не заканчивалась процедура. Если день был более или менее теплым, мы спокойно стояли часа два совершенно голыми. Каждый из нас вынужден был быть участником и зрителем неприятного спектакля. Но зимою постоянные простуды были неизбежны. Если у кого-то находили вошь или гниду, даже дохлую, человеку брили волосы, отбирали у него и у всех соседей по камере одежду, которую подвергали дезинфекции до следующего дня.

23 декабря 1941 г. выдался необычно холодный день. Проходил очередной осмотр. У Гильермо Гарсиа Колао нашли дохлую гниду. Всем, кто находился с ним в камере, немедленно приказали раздеться. Им выдали знаменитые спецовки, а все остальное белье забрали. Мы думали, они не выдержат стужи целую ночь и пытались передать им одеяла. Тех, кто пытался помочь им, схватили и наказали. 10 товарищей были обречены на холодную смерть, Первые часы они держались, тесно прижавшись друг к другу. Потом холод их донял окончательно. Они начали жечь книги. Этого оказалось мало. Тогда они сломали стол и тоже его сожгли. Только так они смогли продержаться всю ночь…

Тюрьма Порлиер разместилась в здании старого монастыря. Большие залы неплохо вентилировались и довольно сносно освещались. Только «предвариловку», находившуюся в сыром и плохо проветриваемом полуподвале, можно было считать непригодной для жилья. Имелись два двора — большой и маленький.

Мы вынуждены были спать вповалку и, поворачиваясь с боку на бок, мешали друг другу. Число арестантов в то время перевалило за пять тысяч человек. Встречались галереи — например, вторая, где находились по 1200 заключенных. В такую галерею поместили и нас с Абадом. Как в «лучшие» времена, на каждого пришлось по 40 сантиметров. Одеяла не выдавали, циновок было мало. Те, кто имел по два одеяла — одно на подстилку, другое на покрывало, — считались привилегированными.

Во второй галерее находились сотни подростков 14–18 лет. Многие из них прибавили к своему возрасту по 2–3 года, чтобы избежать отправки в исправительную колонию: в колонии им увеличили бы срок заключения и обращались бы хуже, чем в тюрьме. Их арестовали за обычные преступления. В большинстве случаев это были ребята, не имевшие отцов, — у одних родители были убиты, у других арестованы, у третьих находились в изгнании. Ребята, чтобы прокормить себя, вынуждены были заниматься воровством. Им не от кого было ожидать передач. После подъема можно было видеть, как из-под одного одеяла вылезали 6 или 7 голодных, грязных и полураздетых малышей. Малыши бросались к котлам с едой, как настоящие зверьки…

Горько было смотреть на эти создания. Но еще больнее было наблюдать за их нравственным падением. Испанские тюрьмы были идеальной средой для воспитания малолетних преступников. Среди ребят, поневоле начавших воровать, находились уголовники, которые являлись, как они выражались, «тертыми» и действовали в любых условиях, какими бы грязными они ни были. Многие из подобных мерзавцев, попавших в тюрьму с деньгами, подкупали детей. Они предлагали им хлеб и что-нибудь еще, чтобы те дали себя использовать в роли женщин. Дети страшно голодали и в большинстве случаев давали согласие на это. Так начиналось их падение, после которого уже трудно было снова стать человеком.

Обо всем этом хорошо были осведомлены тюремные и гражданские власти, но никто пальцем о палец не ударил, чтобы ликвидировать это безобразие. Напротив, власти предоставляли должности некоторым из уголовников, а это давало растлителям возможность застав-; лять ребят делать все, что им заблагорассудится. Одним из таких подонков был сержант провинциальной тюрьмы, отбывавший срок за то, что кого-то убил. Он разрезал труп на куски, и его взяли, когда он нес расчлененный труп в чемодане, чтобы выбросить его в море. В армии Франко он служил офицером, после чего был разжалован. Он использовал подростков в своих гнусных целях и угрожал им, если те сопротивлялись и не удовлетворяли его грязной похоти…

Бургосская тюрьма знаменита. Ей сопутствует мрачная слава, и столь же мрачную историю пережила она. Здесь совершались зверские преступления…

До сих пор на тюремных стенах, выходящих во двор Акаций, сохранились следы пулеметных очередей. Тысячи антифранкистов погибли в этой тюрьме, а те, кто вышел из нее, были обречены на скорую гибель. — Никто не знает, сколько узников прошло через одиночки бур-госсой тюрьмы… Пыткам и истязаниям не было конца. Мы знаем только то, о чем рассказывали люди, сидевшие в те годы в бургосской тюрьме. Среди них был и Пепильо. Он спасся чудом.

Тюрьма была рассчитана на 400 узников. Для размещения арестованных были пригодны только 8 галерей верхнего этажа. Нижние галереи предназначались для мастерских и подсобных помещений. По расчетам, в каждой галерее могло находиться максимум от 45 до 50 человек. Однако иногда общее число заключенных в тюрьме доходило до 6 тысяч. Заключенных размещали в сырых галереях нижнего этажа, где обычно проходили занятия, и в складских бараках. Больные размещались не лучше.

Каждый новый заключенный должен был провести от 6 до 8 месяцев в одиночной камере. В течение этого срока через 20 дней после поступления разрешалась часовая прогулка утром и вечером. Запрещалось покупать что-либо в тюремной лавке, а также получать передачи. Если кто-нибудь курил в камере, то за это жестоко наказывали. Запрещалось даже смотреть в глазок, диаметр которого составлял несколько сантиметров. Тюремные старожилы рассказывали, что однажды надзиратель по кличке Койот заметил, что один из заключенных смотрел через глазок. Прижимаясь к стене, Койот незаметно приблизился к двери камеры и всадил нож в глаз узника.