Татьяна Ревяко - Тюрьмы и наказания: Инквизиция, тюрьмы, телесные наказания, казни

Как можно сварить мясо в камере с сетчатой дверью, чтобы контролер в трех метрах ничего не учуял? Сотрудники следственных органов утверждают: именно сетчатая дверь и сыграла свою роль — дело происходило летом, на окнах только решетки без стекол, и дым из камеры выдувало сквозняком в окно.

Заключенные из соседних камер потом рассказывали, что в «двойке» всю ночь пели песню «Белый лебедь на пруду» и смеялись.

В шесть пятнадцать утра патруль начал обход. «Эй, гражданин начальник! Сначала к нам подойдите, — закричал Маслич. — Мы Дзюбу съели! По-настоящему!»

… В изоляторе, в ожидании суда, Маслич задушил еще одного сокамерника, который проиграл ему в карты деньги, а отдать не смог.

На скамье подсудимых людоеды выглядели не страшными: ни дать, ни взять — трудные подростки. Судья думал пять дней. Чтение приговора заняло сорок пять минут. Суд приговорил Голузова к пятнадцати годам, Мас лича — к смертной казни.

(По материалам газеты «Комсомольская правда», №.139, 2 августа 1995 г. Лидия ТЕРЕНТЬЕВА, Андрей ПАВЛОВ. «Кушать подано, садитесь жрать, пожалуйста!» Рубцовск, Алтайский край)

Людьми и природой было сделано все, чтобы трагедия в Новокузнецком СИЗО состоялась.

В начале июля Новокузнецк «поплыл». Жара на улице стояла такая, что люди просто дурели. Плюс 35–36 градусов в тени при относительной влажности 100 процентов. Не спасали ни вентиляторы, в мгновение ока раскупленные в магазинах, ни пляжи, ни даже холодный душ — именно в эти дни в городе начались привычные перебои с водой.

В это время в самом большом Новокузнецком изоляторе номер 2 начали происходить странные вещи. В мед-часть стали обращаться заключенные, все тело которых было покрыто мелкой сыпью. Они жаловались на сильное головокружение, некоторые говорили о потере сознания. Первая реакция медиков — отравление. В спешном порядке проверили пищу — все нормально. Родилось подозрение: сыпной тиф. Больных срочно переправили в городские больницы. Там, недолго провозившись с ними, отправили всех обратно в изолятор — без диагноза.

Через два часа после возвращения из больницы в медсанчасти умер первый больной. Еще через час — второй. К утру скончался третий. Началась паника.

Из города вызвали несколько реанимационных бригад. Пригласили всех медицинских «светил», бывших на тот момент в Новокузнецке. Посовещавшись, «светила» вынесли наконец вердикт: тепловой удар. К этому моменту в изоляторе уже около двадцати человек находились в крайне тяжелом, критическом состоянии.

Тут же были освобождены пять камер — из них сделали подобие реанимационных палат. Медики встали на круглосуточное дежурство. На такое же дежурство перешли, и все работники СИЗО.

Однако жара и дикая, сумасшедшая духота в камерах — по свидетельству врачей, в них не загорались даже спички — методично и тупо делали свое дело. Вечером следующего дня умерло еще трое заключенных, потом еще столько же, потом еще…

Со всех аптек и лекарственных баз города в СИЗО в спешном порядке свозили медикаменты, необходимые для лечения, прежде всего соляные растворы. Последние три с половиной миллиона рублей, которые были на счету у СИЗО, испарились в мгновение ока. Помогла городская администрация, срочно выделившая на его лекарственные нужды еще 10 миллионов.

Однако время было упущено. Больных становилось все больше и больше. И тут в изоляторе случилось еще одно ЧП: отключили воду. Полностью.

В это время температура в камерах достигла 45–46 (!) градусов. Чтобы хоть как-то помочь заключенным — а их к этому моменту скопилось в изоляторе свыше 3000 при предельной норме 2000 — персонал изолятора начал на свой страх и риск ломать незыблемые приказы и инструкции.

Первым делом убрали часть решеток на окнах-жалюзи. Открыли все смотровые щели в дверях. Начали устанавливать в камерах вентиляторы. Видавшие виды зэки обалдевали: «Свихнулся, начальник?»

Набрав в резервных емкостях воды, контролеры круглые сутки таскали баки по коридорам, поили заключенных. По настоянию медиков, после определения диагноза питьевую воду начали немного подсаливать. Однако зэки воспротивились — специально травите? Объясняли, убеждали — не помогло. Пить «мочу» зэки категорически отказывались.

Самое страшное начиналось после десяти вечера, когда духота достигала пика. Воздух в камерах, казалось, застывал навечно, зэки ложились на пол, облепливали дверь с открытым глазком, старались быстрее заснуть. Камеры, где было больше погибших, находились на третьем этаже изолятора, под самой крышей. И спали они в основном на самых верхних, третьих нарах. Многие теряли сознание незаметно, по-тихому. Сокамерники думали — спит. А зэк был уже в глубокой коме, вывести из которой было практически невозможно.

Чтобы хоть как-то выправить положение, администрация СИЗО решила прекратить прием новых подследственных в изолятор и вывезти в близлежащие колонии примерно 500 человек, в отношении которых приговор еще не вступил в законную силу, — так называемых «кассационников». По распоряжению начальника изолятора, была увеличена продолжительность прогулок, вентиляторная система начала работать круглосуточно. Через каждый час медики осуществляли профилактические обходы камер.

Однако число больных росло и приблизилось уже к сотне. Шестнадцать человек в тяжелом состоянии, трое — в коматозном. Администрация изоляторов молилась на погоду. Тщетно…

Среди тюремных контролеров в ходу такая шутка: русские и американцы решили на время обменяться заключенными. Обменялись. Через некоторое время заключенные написали петиции с просьбой. Русские — дать им пожизненное заключение. Американцы — смертную казнь.

В каждой шутке, говорят, есть только доля шутки…

Специалисты утверждают: такого еще не было. Что-то похожее случилось в середине восьмидесятых в одной из красноярских колоний — там тогда одновременно скончалось сразу пятеро заключенных. Об этом там помнят до сих пор.

Здесь скончалось одиннадцать заключенных. Один за другим. Как сговорились.

(По материалам газеты «Комсомольская правда», № 133, 22 июля 1995 г. Олег КАРМАЗА. «Тюремная камера превратилась в газовую»)

Кто они, эти люди? Какого возраста?

Вот что на этот вопрос обозревателя газеты «Совершенно секретно» Елены Светловой ответила член Верховного суда России Татьяна Талдыкина:

— Большинство — 66 процентов — молодые мужчины от двадцати до тридцати пяти лет. Двадцать процентов впервые преступили закон, остальные имели криминальное прошлое, причем приговоренные к смертной казни за умышленное убийство на сексуальной почве ранее осуждались за половые преступления. Каждая пятая жертва не успела достичь совершеннолетия, среди замученных и убитых есть четырехлетние дети.