Курт Воннегут - Пожалейте читателя. Как писать хорошо

Курт советовал Джону Ирвингу, работавшему над первым романом, «интересоваться нижним бельем одной молодой особы так же сильно, как должны интересоваться им мои читатели». Ирвинг внес в рукопись соответствующие поправки, но «вероятно, не до нужной степени ‹…›. Впрочем, он всегда утверждал, что я пишу прямо-таки с огромным энтузиазмом. Он говорил мне:

– Никогда не теряйте этого энтузиазма. Слишком много на свете писателей, которые относятся к своей работе вообще без всякого энтузиазма» [276] Godwin, “Waltzing.” .

В айовской Писательской мастерской тех времен студентов было намного больше студенток. Среди преподавателей – ни одной женщины. Цветных тоже было мало, а сообщество геев и лесбиянок тогда вообще вело подпольное существование.

Ронни Сэндрофф, занимавшаяся в мастерской вместе со мной, вспоминает следующую историю.

– Вы верите, что такой мощный рассказ написала женщина? – спросил Воннегут, указывая на меня в конце семестра, когда он раскрывал авторство рассказов, которые мы читали на занятиях. Я так и засияла от этой похвалы: надо же, он сказал «мощный». Но одновременно мне сделалось как-то неприятно. Это было всего-то года за два до взлета феминизма. Когда начался всплеск этого движения, мне по крайней мере стало понятно, почему меня так и передернуло от его слов: мол, изумительно и потрясающе, что женщина может хорошо писать. Мир тогда был не таким уютным для женщин, как сейчас. Для мужчин, впрочем, тоже.

Такие же обиды испытывала в те годы я – и другие студентки, занимавшиеся в мастерской. Некоторые случаи были вполне очевидны и вопиющи. Так, один студент заявил мне, когда я только-только начала заниматься: он, видите ли, не думает, что женщинам следует писать. В ту пору считалось более или менее приемлемым говорить такое публично, вот он и сказал это мне прямо в глаза. Казалось, он опасается, как бы мы не захватили места, предназначенные для мужчин.

Общество тогда еще не выработало словаря для такого поведения. Слово «сексистский» еще не вошло в общепринятый обиход. Так что эти переживания очень смущали и озадачивали – у нас еще не было даже слов, чтобы их выразить.

Однажды на вечеринке в доме у Воннегута, после того как он прочел мой рассказ, который ему не очень-то понравился, я заявила ему, что уж следующий-то ему точно придется по душе. Держа в руке бокал, он подмигнул мне и произнес: «Вы хорошенькая девушка, Сьюзен, вы и без того всегда можете легко выйти замуж». Меня это просто ошеломило. Какое это имеет отношение к сжигавшему меня желанию писать? Я так и застыла с открытым ртом. Мужчине он бы такого никогда не сказал. Я понимала, что он заигрывает со мной, считает, что делает мне комплимент. Но это лишь усугубило мою обиду.

Прошло четырнадцать лет (за эти годы феминистское движение сильно активизировалось), и на другой вечеринке, которую устраивали в Нью-Йорке в честь Хосе Доносо, посетившего США, я напомнила Курту о его тогдашних словах. Он недоуменно заморгал: «Неужели я так сказал?» В попытке оправдаться он заметил: «Что ж, ведь это жизненный путь, который и в самом деле открыт для женщин». Он встал и принес себе еще бокал. А затем извинился. Теперь, по прошествии многих лет, отойдя от этой сцены на значительное расстояние, я понимаю, что его ответ носил (как ему представлялось) практический характер. Писательство было для него неразрывно связано с зарабатыванием на жизнь.

Как правило, такого рода сексизм (подобный воннегутовскому, показанному в этих историях) произрастал из своего рода «культурного слепого пятна». Воннегут был продуктом своего поколения и культуры, хотя всячески боролся с их багажом. Он не проявлял сексизм намеренно, он не хотел никого обидеть такими замечаниями.

Подобного рода слепые пятна есть в любой культуре (если уж мы хотим выражаться предельно благожелательно). Возможно, в вас они тоже где-то кроются. Сексизм, расизм, национализм, эйджизм [277] Эйджизм – дискриминация людей на основании их возраста. . Гомофобия. Политические и региональные предрассудки. Преподаватели тоже люди, и у них тоже бывают слепые пятна. Эти люди, возможно, не разглядят ваш талант, не вспомнят вас спустя некоторое время (то и другое применимо к упоминавшемуся нами наставнику Воннегута) или же будут относиться к вам с полнейшим безразличием. Но это не значит, что у них ничему нельзя научиться. Это не значит, что сами они – какие-то злодеи.

Зло в данном случае – само слепое пятно.

Коварная, губительная, тлетворная, унижающая других самоуверенность и эгоистичность.

Но тут есть и плюс: осознание происходящего позволяет воспарить над очевидными оскорблениями.

В связи с этим – четыре совета:

1. Распознайте слепое пятно.

2. Заявите о нем вслух.

3. Постоянно имейте в виду вашу собственную цель.

4. Ожидайте перемен.

Люди и времена меняются. Дергано, неровно, постепенно. Воннегут тоже менялся.

«Современное американское движение за женские права, – писал Воннегут в 1981 г., – в самом глубинном, океанском смысле есть стремление женщин к тому, чтобы их любили не только за их способности к деторождению ‹…›. И сопротивление законотворцев-мужчин, которые отказываются одобрить поправку “О равноправии”, на самом деле, по-моему, означает прямой ответ: “Извините, девочки, но нам в вас на самом деле нравится лишь способность к деторождению”» [278] Vonnegut, Palm Sunday , chap. 7. .

Под конец своей жизни Курт иногда присылал мне открытки и вырезки, посвященные проблемам равноправия женщин.

Джим Зигельман, один из «самородков», как именовали себя гарвардские студенты, обучавшиеся у Воннегута, сообщает: К. В. говорил им, что курсы писательского мастерства часто приносят больше вреда, чем пользы, ибо «люди самым зловредным образом вгрызаются в произведения друг друга, сработанные с такими стараниями». В Айове порой так и было.

Воннегут предостерегал Барри Каплана, чтобы тот не показывал свои рассказы (очень своеобразные) на занятиях мастерской. Один-два раза Барри все-таки это проделал, и студенты обозвали их нигилистическими и антиписательскими.

Как выяснилось, очень полезно научиться нормально переживать такие придирки, которых на наших занятиях было полно: это помогает нарастить толстую шкуру. Но это довольно скверно влияет на расцветание вашего духа, на вашу самооценку, на ваше отношение к собратьям-литераторам, не говоря уж о том, что и как вы пишете.

Начав преподавать в Гарварде, Воннегут сразу же решил избежать этого. Он вообще отменил мастерскую в традиционном смысле слова. Вместо этого его студенты разбирались, что делает великие классические рассказы такими потрясающими. Воннегут говорил о писательстве, однако тексты своих студентов предпочитал обсуждать лишь на индивидуальных занятиях.