Монах Салафиил (Филипьев) - Тайна Афонской пустыни. Дневник пустынножителя

Итак, священнобезмолвствовать значит успокоиться во Христе, угомониться, жить подлинным, а не искусственным, жить настоящим, а не мечтами о прошлом и будущем; при хорошем — благодарить Бога за то, что имеешь, при «плохом» — помнить, что Бог выше сил не попускает и всё направляет к нашему спасению.

Вот одно из откровений пустыни мне, грешному.

Вчера вечером зашёл на чай в Ипатьевскую келью, застал двух паломников — экстремалов. Идут на вершину Афона встречать новый год. Дай, Бог, помолиться им там. В это время мало кто отваживается ходить на Гору.

Понял, что ценность жизни не в самом количестве минут, часов, дней и лет, а в общении со Христом, в живом Богообщении и чувстве хождения пред Лицом Божиим.

Это состояние, конечно же, дар Божий. Но помимо нечаянной радости — нечаянного дара, открыт нам, тоже как дар, путь к этому состоянию.

Этот путь — исихазм.

18:30

Читал сегодня «Афонские беседы» старца Иосифа Ватопедского, ученика старца Иосифа Исихаста. Вдруг ясно понял то, чем сейчас поделюсь.

Старец пишет о светлом Рае Божием такие замечательные, трогательные и возвышенные слова: «Рай представлял собой место святое, достойную для сотворённого по образу и подобию Божию человека обитель, где тот жил, наслаждаясь Божественными свойствами, заключёнными в его природе... Он был бесстрастен, не имел ни забот, ни попечений, был свободен от множества дел. Единственное занятие, которое было у него — занятие Ангельское: постоянно и непрестанно воспевать Творца. Полнота Богоподобия, которой обладал человек, не допускала с его стороны никаких недоумений или сомнений, а полнота всеобъемлющей Божественной любви доставляла ему наслаждение» (Старец Иосиф Ватопедский, «Афонские беседы», Санкт-Петербург, 2004 г.). И далее отец Иосиф цитирует преподобного Иоанна Дамаскина: «Облечённый в Божественную благодать человек пребывал в превосходнейшем, несравненном по своей красоте месте, Бога имея сожителем и светлым своим одеянием, наслаждаясь единственно сладчайшим плодом — Его созерцанием» (Там же).

Пустынножитель, бесспорно, подобен человеку в Раю. Ибо для него пустыня, причём любая — горы, леса, пески, острова, болота, снега есть самое прекрасное место во всём мире, несравненное ни с чем по своей красоте, ибо в этой местности и в это время Божественная красота открывается в его душе.

Проходя через покаяние в своих грехах, пустынник, по милости Божией, достигает плодов покаяния (изменения) и, по апостолу, всегда радуется, непрестанно молится. Это его образ жизни. Чудо: Богообщение становится для него не только естественным, но и жизненно необходимым.

Пустынник, как и человек в Раю, свободен от множества бесконечных и суетных мирских дел и забот. Его главное делание — умное (духовное) делание: очищение души, хранение себя от бесовских помыслов, пребывание во внутреннем священнобезмолвии, покое и мире души, и молитва, молитва, молитва. Молитва за себя и своих близких, за тех, кого вольно или невольно обидел, а там уж и за весь мир. Вкусивший это — знает Рай.

Вновь вернусь к слову о Рае монаха Иосифа Ватопедского. Он заканчивает его мыслью, что первый человек в Раю (а при нашем сравнении это относится и к пустынножителю) пребывал в блаженстве непрестанного общения с Богом: «Существует ли что выше того наслаждения, которое испытываешь, когда тот, кого ты любишь, пребывает рядом с тобой, и ты обладаешь им, да к тому же, если речь идёт о Боге» (Там же).

Здесь поразило, что монах Иосиф сравнивает любовь Божественную с любовью человеческой. Это свидетельствует о том, что Любовь Одна — Бог. Никакой другой любви нет. Человеческая любовь — это искра или луч любви Божественной. Самое важное и трудное — это понять, что искра не живёт долго, отделившись от Пламени: луч лишь блеснёт и погаснет, отделённый от Источника Света. В этом — тайна любви.

Опыт земной человеческой жизни говорит нам, что, хотя то наслаждение общения с любимым, о котором пишет отец Иосиф, и является высоким, но удержать и сохранить любовь между собой людям удаётся очень и очень редко. По крайней мере, без Источника любви, без Самой Вечной Любви, то есть без Бога, — это точно невозможно, ибо любовь не живёт без Любви.

А пустынножителю и вообще исихасту, делателю непрестанной покаянной молитвы в монастыре или в миру, даруется Богом не искра и не луч, а Само пламя, Сам Источник Света, Сама Любовь. Становясь причастником Божественной любви, он любит уже всю тварь, а не только отдельного человека.

Много я гадал над священной тайной любви в своей книге «Ангелы приходят всегда», и вот пустыня принесла, по милости Божией, такое откровение.

С новым годом, Гора Афон.

Сегодня был тёплый солнечный день. Цветики полевые расправили лепестки, пчёлы вылетели за «сладким».

Я сфотографировал пчёл у летка улья. На улье надпись с крестом по центру: «ІС ХС NIKA», и выглядит он как маленькая православная крепость.

А один цветок я сорвал, не удержался, — и бережно положил в Библию, на первую страницу Евангелия святого Иоанна Богослова. Цветочек, правда, не аленький, а фиолетовый, но очень трогательный, афонский. Если бы он мог, то, наверное, был бы рад утешать тех, кто на этот афонский цветочек будет смотреть спустя годы...

Мне, разумеется, удивительно, что всё это случилось 1 января. Ведь в такой тёплой зиме я никогда не жил. Чудны дела Твои, Господи!

15:30

На днях посыпал дорожки своей пустыньки мраморной крошкой. Она мне досталась по наследству от монаха — грека. При обильных зимних дождях мраморная крошка защищает дорожки от размывания и грязи. И меньше грязи несёшь на обуви в келью.

Посыпал. И разверзлись хляби небесные. Полил дождь. Меня как раз накануне спрашивал монах Силуан: «Как ты там, не подмок?». Я ответил, что хотя дожди шли, но ничего не протекло. На это отец Силуан, улыбаясь по-доброму, заметил: «Они ещё не шли». В правоте его слов я убедился, когда дождь зарядил на сутки. Крыша в чулане, где живёт кот Абрикос, потекла. Слава Богу, хоть не в келье.

Утром вышел из келейки, а у меня во дворе — беломраморные дороги. После дождя мрамор очистился от пыли, освежился и забелел. Так необычно красиво. Я поднял с дорожки один самый большой белый камушек и отнёс его в красный угол, к стопам Богородицы, к Её иконе «Игумения Афонской Горы». Может быть, потом этот камушек будет кому-то в России напоминать о Святой Горе.

Опять вспомнились сильные, таинственные и отчего-то греющие душу слова Апокалипсиса: «...и дам ему белый камень и на камне написанное новое имя, которого никто не знает, кроме того, кто получает» (Откр. 2,17).