Кэролайн Джессоп - Побег

Я чувствовала себя преданной. Мой адвокат сменил сторону и выдал Меррилу практически все, что тот потребовал. Я сказала Дугу, что не нуждаюсь в такой защите, какую получила для своих детей. Он ответил, что у меня нет никаких оснований, которые доказали бы, что Меррилу нельзя видеть своих детей без присмотра.

"Я был в таких битвах и прежде", — сказал он. — "Мужчины очень стараются получить право на посещения, но, как только они его получают, оно становится им уже не нужно и они никогда не посещают своих детей. Это не проблема, не стоит слишком сильно этому сопротивляться". Но для меня это было проблемой — я чувствовала, что меня продали за 30 сребреников. Я тогда не знала, что имею право отклонить сделку, которую заключил адвокат. В течение долгого времени я жила, не имея никаких прав и теперь не понимала, в чем они заключаются. Адвокаты представили соглашение судье. Она спросила, согласна ли я с ним. Я была в таком шоке, что стояла перед ней онемевшая и потрясенная. Я не представляла, что имею право заговорить с судьей, так что просто ответила, что согласна. Только потом я узнала, что судья смягчила мои обвинения в жестоком обращении против Меррила, так как в суде я согласилась разрешить ему посещать детей без присутствия наблюдателя. Это выставило меня плохой матерью — или вруньей. Доверие ко мне было утеряно. Юридически теперь я могла потерять своих детей.

По делу был назначен опекун, но это работало против меня, так как мои дети повторяли, что хотят вернуться к Меррилу. Они верили, что если встанут на мою сторону, то на них обрушатся ужасные последствия. Они знали, что в общине ФСДП вся власть принадлежала их отцу, и в их глазах я выглядела бессильной.

Когда я жила с Меррилом, то мне не разрешали любить и воспитывать их так, как это делают обычные родители. Они, конечно, знали, что я их мать — но у них были и другие матери. Через несколько дней после встречи с опекуном, Меррил приступил к хитростям. Две из его старших дочерей, Эстер и Меррилин, сумели проникнуть на территорию, принадлежащую Дэну Фишеру и нашли Бетти и ЛуЭнн. Они увели их с собой на прогулку вниз по дороге и показали девочкам, как наносить самим себе синяки на руках. Двумя днями позже, когда они встретили опекуна, девочки сказали, что синяки появились, когда я била их. Опекун знал, что это было ложью. Я узнала об этом, когда Патрик и Эндрю показали мне, как Бетти научила их наносить синяки самим себе. Она сказала, что этому ее научила Эстер по приказу Меррила. Он хотел, чтобы все дети причинили себе повреждения и затем сказали опекуну, что это я их бью.

Пролетали недели, и я сходила с ума от того, что происходило с делом об опеке. Я знала, что Меррил может позволить себе тратить неограниченные суммы денег, чтобы разрушить доверие ко мне на слушаниях и убедить судью, что я негодная мать — только так он мог получить единоличную опеку над детьми в штате Юта.

Дэн Фишер был расстроен тем, что мое дело шло так плохо. Он понимал, что если я не получу первоклассного адвоката, то потеряю опеку над моими детьми. Мы рассматривали возможность обратиться в одну из главных семейных юридических компаний в городе. Адвокат, с которым мы говорили, высказался прямо: компания не хотела связываться с культом. "Эти ребята из культа могут вышвырнуть миллион долларов на дело, прежде чем отступятся", — пояснил адвокат. — "Кэролин для них как дыра в плотине, и нет ни малейшего шанса на то, что когда-нибудь они позволят ей оставить детей себе".

Дэн сказал, что оплатит мои счета за юридические услуги. Но тут мы получили большую передышку. Марк Шартлеф, генеральный прокурор штата Юта, согласился встретиться со мной. До этого я регулярно встречалась со следователем из офиса Шартлеффа по поводу экстремизма и жестокого обращения, которые постоянно происходили в ФДСП. Но и Дэн и я чувствовали, что необходимо более активное участие генерального прокурора. Теперь у нас появился шанс. Со мной пошли Дэн и его брат Шем. Я подготовила список на двух страницах, в котором перечислялись случаи жестокого обращения, происходящие в ФДСП по воле Уоррена Джеффса. Я мысленно сосредоточилась и взяла себя в руки. Мне не хотелось, чтобы Марк Шартлефф принял меня за безумную женщину, которая схватила детей и умчалась в ночную тьму. Во время нашего рукопожатия я посмотрела ему прямо в глаза и спросила, сколько у меня есть времени. "Тридцать минут", — ответил он.

Мы сели вокруг стола в конференц-зале. Дэн сказал, что все мы собрались здесь в связи с нарушениями прав человека, имевшими место в общине ФДСП. Он добавил, что чувствует необходимость вмешательства офиса генерального прокурора.

Я начала с того, что раздала каждому присутствующему за столом копию моего двухстраничного списка со случаями жестокого обращения. Там было рассказано о многочисленных случаях бракосочетаний с несовершеннолетними девочками, свидетелем которых я была и какое эмоциональное опустошение это вызывало. Я говорила, как женщин забирали от их мужей и отдавали другим мужчинам. Я рассказывала, что маленьких мальчиков учили шпионить в домах участников ФДСП и затем доносить Уоррену. Я объяснила, как Уоррен запугивал детей, у которых были домашние животные, как он угрожал мучить их любимцев до смерти прямо у них на глазах. Я поведала им о том дне, когда все собаки были уничтожены и Уоррен объявил, что общество, в котором гуманно обращаются с животными, является развратным и отвернувшимся от Бога. Было страшно перечислять то, что в моей жизни давно уже стало обыденностью. Я говорила о мальчиках-подростках, которых вышвыривали из культа, выбрасывали на обочинах дорог и приказывали никогда не возвращаться. В полигамной культуре мальчики являются расходным материалом, сказала я генеральному прокурору. Иногда их выгоняли по выдуманным обвинениям — таким, как просмотр кино, слушание музыки или поцелуи с девушкой. Чаще всего им просто говорили, что на следующее утро они должны будут уйти. (В Фонде Дэна Фишера, который работает с этими мальчиками, есть имена четырехсот из тех, кто был таким образом изгнан).

Генеральный прокурор был весь внимание. Он задавал мне вопрос за вопросом, выясняя все больше деталей и подробностей. Мы оставались у него гораздо дольше 30 минут; он несколько раз просил своего помощника отменить его следующие встречи. Я объяснила, что в течение 17 лет была замужем за одним из самых влиятельных мужчин в общине ФДСП. Я знала Уоррена Джеффса и знала его характер. Он был последовательным, предсказуемым и, на мой взгляд, очень опасным. Наша встреча закончилась через два с половиной часа, и за это время отстраненное профессиональное поведение Марка сменилось явным негодованием. Он встал и обратился ко всем, сидевшим за столом: "Ситуация действительно очень серьезная и она может закончиться массовым суицидом. Мы должны немедленно оказать всю посильную помощь, которую только сможем предоставить. Нам необходимо сотрудничество штата Аризона и помощь федеральных органов". Встреча заканчивалась, а мы даже не упомянули о моем деле об опеке. Дэн настаивал, что мы обязаны сосредоточиться именно на нем. Я была первой женщиной, которая подала в суд на ФДСП, отстаивая право опеки над своими детьми. В большинстве случаев, если женщина покидала общину, она сознавала, что может и не получить всех своих детей. Неизбежная потеря нескольких детей была ценой, которую женщина должна была быть готова заплатить за свою свободу.