Андрей Капустин - Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891

Мы начали свой обзор с храмовой площадки. Грязная улочка palmarum 705с развалинами пресловутой гостиницы иоаннитов по одну и такими же церкви Santa Maria Latina 706– по другую сторону. Поворот и начало Крестного или Страстного пути – Via Dolorosa 707. Место встречи жен иерусалимских или Судные ворота 708. Место встречи Вероники. Место падения Иисуса Христа под тяжестию креста. Арка Ессе Homo. Место претора 709 и обозрение сверху террасы казармы всей площади древнего храма Соломонова с мечетями эль-Сахр 710 и эль-Акса 711. Глашатай на минарете, значит, полдень. При входе и выходе из претора нам военные почести. ЦерковьБичевания 712. Церковьсвятых Иоакима и Анны 713, баня Богородицы 714. Гефсиманские врата. Общий взгляд на юдоль Иосафатову. Возвращение в город. Громадная ямина на месте евангельской Овчей купели 715. Темный переулок. Вопли фанатика-нищего и мальчишек. Красные ворота 716. Геройство о. Виссариона 717. Отдых на дворе «Мехкели» у фонтана 718. Котлы царицы Елены, напомнившие спутникам, что пора обедать, и разлучившие нас с ними. Сирианский монастырь или дом Иоанна-Марка с купелью Богоматери, сомнительной подлинности 719. Монастырь св. Апостола Иакова (Зеведеева) 720. Красивая церковь, одетая по стенам вся изразцами. Каморка отсечения главы Апостола. Представление Армянскому Патриарху. Перфидство 721вожатого. «Нужно ли взять благословение у Патриарха?» – спросил я его. – «Зачем? – ответил он. – У еретика-то?» Я так и сделал. А сам спутник, вслед за мною, подошел к руке монофизита-владыки! Прощаясь, уже и я сделал то же самое. Возвращение восвояси по широкой и чистой улице. Дом Давидов 722, очевидно, не имеющий ничего общего с Царем-Богоотцем. Водворение в своей келье. Николай 723с застывшим обедом. Отдых малый. Крестики и четки. Третие посещение Воскресенского храма и прилежащих к нему других церквиц, в числе их и малейшей молельни Марии Египетской под наружным крыльцом Голгофским.

Кончил день на верхней террасе около купола. Пресловутый в поклонническом мире Прокопий, на тот час игумен Архангельского монастыря, с речью об иоаннитских развалинах и обо всем, позади их, пустыре 724. Говорит, что следует русским купить его приблизительно за 30 000 рублей. А когда мы посыкались 725купить иоаннитское место, то первые греки внушили католикам заявить на него свою претензию… Сомнительно, чтобы с вида их было уступить нам и соседний пустырь. О. игумен приглашал меня взглянуть на выстроенный Патриархиею для Русской Миссии дом 726. Что-то вроде злости, гнездившееся в сердце моем, не приняло этой услуги подкупного грека-болгарина. В сумерках возвратился уже в свою келию и принялся за письма в Москву и в свое Зауралье.

Вторник 24 сентября. Писал до самой полночи. Стук в двери разбудил всех нас. За нами пришли из храма звать к обедне. Служил для нас на Гробе Господнем о. архимандрит Виссарион. Я был чтецом и певцом. С радостию и вместе как бы глубокою тоскою прощался я с первейшею святыней христианскою. Часа два спал потом. На восходе солнца оба мы с о. Виссарионом опять уже были на лошадях. Прежде всего отправились в Крестный монастырь 727, обращенный теперь в Патриаршую семинарию. Церковь, с древним мозаическим полом и стенною иконописью грузинской кисти 1643 года, страшно повреждена от непогод в течение многолетнего запустения. Ректор, иеродиакон Никодим, показал нам свою школу с классами, спальнями, столовою и, еще пустою, библиотекою. Да будет она пропагандою Православия для всего Востока! Оттуда проехали бездорожицей к «Царским гробам».

Лазили внутрь их. Каких царей гробы? Никто не знает 728. Направились от них масличною рощей к северо-восточному углу города и спустились к потоку Кедрском у, в Гефсиманию.

К великому горю моему Гробовая церковьБогоматери 729была на тот час заперта. Хранитель же ее обыкновенно уходит на целый день в город в так наз<���ываемое> Гефсиманское подворье 730. Зато капуцин некий открыл нам пещеру, тут же, рядом с Успенскою церковью, где спали в ночь предания Христова 8 Апостолов. Далее – место, где Господь молился до кровавого пота. Тут же садик масличный, отгороженный монахами латинскими. Поклонившись везде всему, мы стали подниматься на Елеонскую гору пешком. И Он многократно, конечно, восходил на священную гору этою же стропотною стезею. Усталые и перепотевшие, мы добрались до храма Вознесения Христова. Сторож не замедлил отворить нам дверь, выведшую нас на круглый двор, обнесенный высокою стеною. В самой средине его возвышается ротонда с глухими стенами и таким же куполом. Это и есть место, с которого отступил от учеников Учитель и – возносился на небо… Напрасное усилие представить, как все это было. Поклонились и облобызали след Христов, не настолько, впрочем, отчетливый, чтобы заключить, как это делает Норов 731, о том, что Господь, возносясь, смотрел на «наш» север.

Другою горною тропинкою мы спустились на дорогу Вифанскую и поехали в «отечество Лазарево». Против ожидания, Вифания оказалась довольно далеко за Елеоном. Вход в могилу Лазаря стоит открытый. Она очень глубока и когда-то обращена была в малейшую церковь. Нищий фанатик не допустил меня взглянуть на бывшую большую церковь, стоящую поблизости и обращенную в мечеть. Утомившись, мы присели отдохнуть в тени и закусили хлебом и виноградом. Тем же путем, в объезд горы Елеонской, мы возвратились в юдоль Иосафатову, проехали мимо памятников Захарии и Авессалома, переехали мостик, по которому вели Господа из Гефсимании на Сион к Каиафе, и поднялись возле южной стены иерусалимской на именитую и препетую гору Сионскую. Здесь осмотрели святейшую храмину Тайной Вечери и Сошествия Св. Духа на апостолов, обращенную тоже в мечеть и носящую характер латинской постройки 732, почудились фанатизму детей и даже девочек местного населения. Напрасно стучались в дверцу дома Каиафы, теперь в армянский скит, и въехали в город Сионскими воротами, мимо армянского монастыря. Какой-то всадник турок, ехавший навстречу нам, замахал руками и закричал что-то. Я смутился, вообразивши, что сделал что-нибудь противозаконное… Оказалось, что лошадь его боится распущенного зонтика и он просил меня сложить мой зонтик.

Было уже часа 3, когда мы возвратились в Никольский монастырь. С Иордана уже все возвратились и все готово было к отъезду. Я пошел на минуту проститься с «Св. Петром». «Ελπίζω, ότι θά Σάς ιδουμεν πάλιν» 733, – сказал он мне на прощание. Приведи Господи. С преосвященным Агафангелом простился в церкви свв. Константина и Елены 734, где он был на вечерни. Зашел по дороге еще в Патриаршую типографию, где преосвященный Герасим Лиддский 735вручил мне на память две большие книги. В монастыре я уже почти не застал никого из наших. Поспешил потому и сам выехать из города. На этот раз мне досталась хорошая лошадь. Сев на нее и почуяв себя уже отделенным от почвы иерусалимской, я чуть не всплакнул при мысли, что оставляю Иерусалим. Понурив голову, я проезжал тесною извилистою улицею. У Яффских ворот ожидалась вся наша компания, живая и веселая, занятая исключительно переживаемым моментом. Чуть выехали за город, юношество пустилось гарцевать на лихих конях, по так называемому «Мейдану» 736. Чуть удержал я своего коня от такой же прыти. Забота усидеть на нем отвлекла меня от мысли об оставляемой святыне. Проехали и кладбище магометанское и водоем великий, взбираемся на mons gaudii 737. Не вперед смотрю я, а назад… Уходит, уходит ненаглядное зрелище. Еще шаг и нет ничего! Опять пошли камни да камни, да трудная и опасная стежка. Заходящее солнце впивается в глаза. Вот налево Крестная школа, а за нею на горизонте Ильинский монастырь – слабые отблески угасшего пламенника. Не стало и их. Еще несколько минут желтели на раздельной высоте две круглые башни, смотрящие в лицо Св. Граду. Исчезли они. Не осталось ничего, чем бы порадовать взор. Прощай, Иерусалим! Этим ли путем шел в преславный день Воскресения таинственный собеседник Луки и Клеопы 738? Хочется верить, что им именно. Когда мы спустились к Галонье (Colonia?), солнце еще освещало иерусалимские высоты. Но на противоположной горе лежала уже сплошная тень. Долго мы поднимались на второй перевал Иудейских гор. Привычное и умное животное само выбирает, где ступить. Седоку остается заботиться только о том, чтобы держаться в равновесии. Еще спуск, но не такой крутой, как первый, и далеко не такой глубокий. Какой-то незримый ручеек за пригорком. Один за другим спешиваются всадники наши. Так рано и ночлег? – спрашиваю я. Отвечают, что побудем тут до восхода луны. Да нельзя ли опять там же, где останавливались, едучи вперед? Мысль у меня была хорошенько рассмотреть памятную церковь.