Андрей Капустин - Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891

7-го мая празднуется явление знамения Креста в Иерусалиме. Все готовы были видеть в этом знамение свыше для дела иерусалимского. С раннего утра открылось заседание всех избирателей в большой зале Патриархии, в присутствии иерусалимского губернатора, имевшего бестактность (или макиавеллистический такт) объявить торжественно своим кандидатом митрополита Назаретского. За него же были все арабские голоса. Его же оглашали «русским кандидатом». Сего довольно было для прозорливого ума, чтобы считать кандидатуру его неудавшеюся. Как бы то ни было, в половине того же дня стали известны имена трех окончательных кандидатов. Преосвященный Нифонт получил 27 голосов, в том числе 11 арабских, архимандрит (Смирнский) Иерофей 19 голосов, и Преосвященный Никифор Севастийский 3 голоса.

В час пополудни должен был произойти в храме Воскресения из трех имен безвозвратный выбор преемника святым Кириллу, Софронию, Иоанну 312 и стольким другим знаменитым иерархам иерусалимским. Этот последний акт шумного дела Кириллова имели право произвесть одни члены Иерусалимского Синода, т. е. все архиереи, 4 официала: сосудохранитель (он же игумен Святого Гроба), драгоман, кассир и камарас (мажордом) Патриархии, великий архидиакон и секретарь (бывшие профессора Крестной школы), два бездолжностных старейших архимандрита и ректор Крестной школы, которого только накануне пригласили членствовать в Синоде, по одной, плохо рассчитанной, надежде… Всех избирательных голосов было 16. В случае равенства их перевешивал голос местоблюстителя, имевший значение двух баллов. Сами избираемые не имели права вотировать.

Часов с 10-ти уже толпился на площади храма любопытный народ. Тут же стоял и небольшой отряд солдат. В самом храме были волнение и шум, напоминавшие Страстную неделю. Всех более сновали туда и сюда наши поклонницы, молившие Бога за «владыку Назаретского». В половине 1-го часа прибыл в храм паша. Его провели в алтарь и усадили на скамье против престола. Вслед затем раздался звон на колокольне, и торжественно вступили в храм глаголемые синодики, в первый раз, может быть, сознавшие важность своего звания. Между ними не было ни Назаретского, ни Севастийского архиерея.

Все вошли в алтарь. Прежде всего, прочитан был из Царских врат во всеуслышание народа протокол утреннего заседания избирателей, сперва по-гречески, а потом по-арабски. Ровно в час пополудни местоблюститель надел на себя епитрахиль и омофорец и, покадивши престол и алтарь, произнес: Благословен Бог наш, и проч. После «Трисвятого» пропеты были тропарь и кондак Троице, стихира: Вся подает Дух Святый, слава и ныне, Царю небесный… Ектенией и отпустом закончилось молитвословие.

Затем перед престолом поставлен был письменный столик; за ним сел на стул, лицом к западу, секретарь Патриархии, архимандрит Герасим, и переписал поименно, на белом листе бумаги, всех избирателей, которых и стал потом выкликать одного за другим; каждый подходил к столику и клал в большую серебряную вазу наглухо заклеенный пакет одного формата, цвета и вида со всеми прочими. Не без некоторого смущения подходили вотировавшие, а стоявшие кругом зрители, и в особенности арабские священники, были в полном нетерпеливом волнении. Правда, что огромное большинство голосов было на стороне их кандидата, но мы хорошо понимали, что за исключением их собственных 11 голосов, у Нифонта оставалось их 16, а у Иерофея все-таки было 19. А что их 11 голосов на последней этой котировке не примутся совершенно в расчет, мы это знали очень хорошо. Между вотировавшими не было ни одного араба.

Итак, исход дела должен был казаться им сомнительным. Таким же он казался и постороннему безучастному зрителю, с другой точки зрения смотревшему на дело. Избиратели ставили себе Патриарха, одного из среды своей делали своим начальником… Не естественнее ли было думать, что они предпочтут поклониться (и на долгое время кланяться) лицу стороннему, многим из них совершенно незнакомому, не принимавшему никакого участия в недавних делах их, чем одному из среды своей? Я, по крайней мере, совершенно был уверен, что наш Нифонт, как говорится, провалится, – что и случилось. Когда все избиратели положили свои пакеты в классическую урну, местоблюститель начал один за другим открывать их. Произнося при этом громогласно читаемое в каждом имя. Нечего говорить, что внимание всех было напряжено в высшей степени, а в церкви между народом носился один неумолкающий слитный гул голосов. Первое имя вышло Иерофей. И второе тоже – Иерофей. И третье – тоже. В церкви, вместо неопределенного гула, послышались крики. Четвертое имя было: Нифонт, пятое опять – Иерофей. Шестое и седьмое – Нифонт! Очевидно, на чью сторону склонялись весы выбора. Еще раз имя Иерофея… Потом два раза сряду выходит имя Нифонта. Гул в церкви почти стих. Еще раз – Иерофей и раз Нифонт… Следующая минута должна решить все. Слышится в 8-й раз: Иерофей. Надежды нифонтовцев висят на волоске. Вскрывается 15-й пакет. Иерофей!.. – слышится, и тут же заглушается громом рукоплесканий… Да, в алтаре, кругом престола, раздались рукоплескания. Что делать? Так было. Не забудем, что мы имеем дело с Востоком и с потомками тех, которые изобрели и ввели в общественную жизнь потребность зрелищных удовольствий. Какое имя заключалось в последнем пакете, этим уже никто не интересовался. Патриарх был выбран, и он оказался Иерофей, в то время еще не имевший иной степени, кроме священства и занимавший скромное место настоятеля одного из многочисленных иноземельных владений (подворьев?) святогробских. Не знамение ли это, в самом деле, чего-то высшего, явившееся в тот день в Иерусалиме, в поучение и Кириллам и Прокопиям, и их защитникам и их гонителям, и ученой коммуне и неученой общине святогробцев, восемнадцати искателям патриаршего престола, и еще одному, смотревшему на этот престол просто как на доходную статью в силу своего неверия и властного положения в Иерусалиме?.. II

В то время как в алтаре храма Воскресения раздавались рукоплескания сочувствия и одобрения, по другую сторону иконостаса разносились крики и вопли негодования. Арабы подняли шум и заявляли на всю Церковь, что они не хотят Иерофея и стоят по-прежнему за Нифонта. Недовольный Мутте-Сариф (губернатор) иерусалимский поспешил уйти из Церкви. Мы, русские, потерпевшие поражение, тоже не находили удовольствия более оставаться там. Выбравшись из толпы на площадь храма, мы видели, как стремительно бежали внутрь церкви солдаты, чтобы подавить предполагаемое народное восстание. Такового, однако, не оказалось. Народ скоро успокоился на том, известном у нас основании, что «плетью обуха не перешибешь», а и того вернее, сообразивши, что Нифонт, хотя и угодный ему кандидат, но все же – грек, а не араб, и что следовательно стоять за него до крови – не стоит.