Андрей Капустин - Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891

Чтобы урезонить остававшийся в заблуждении народ, ввиду неудачного приложения аргумента a honesto 319, придумали употребить аргумент а тоlesto 320. Вдруг 10 домохозяев из православного населения Святого Града, и притом большею частью заседающих в городском меджлисе (как бы – думе), позвали в Серай (древний претор – тоже) и потребовали от них откупа от воинской повинности за 6 лет, составившего сумму в полтораста тысяч пиастров. У всех их не нашлось бы и тысячи пиастров 321для внесения в казну. Очевидно, другого исхода из Серая им не было, как только – в тюрьму, куда они действительно и попали. Всем в Иерусалиме ясно было до очевидности, какие междустрочные внушения писались народу в этом распоряжении местной власти. Вследствие сего, 26 июня местные священники пошли поздравить Иерофея с благополучным прибытием в Иерусалим. Их за то пригласили участвовать в имеющем быть 29 числа наречении, а 30 – поставлений их Патриарха. На следующий день и из народа многие охотники до кафе и варенья ходили целовать руку Его Блаженства, прикрываясь желанием посмотреть, действительно ли, как разнесся слух, Иерофей снова поставил в патриарших сенях портрет Кирилла, выброшенный и даже, как говорили, изорванный Прокопием и К°. А 28 числа, утром, посаженные в тюрьму все получили свободу, потому что новый Патриарх дал слово паше уплатить за них 110 тысяч пиастров недоимки. Таким образом, мало-помалу, перед Иерофеем сглаживалось все к блаженному дню св. первоверховных Апостолов 322.

Предстояло редкое и занимательное, а для нас, русских, и небывалое духовное зрелище – поставление Патриарха прямо из священника, и притом поставление архиереями, подначальными ему. Мы заметили выше, что Иерофей уже титуловался «Блаженнейшим». Это не была одна вежливость; с минуты, как его признала Патриархом высшая государственная власть, он, по чиноположению византийскому, – уже действительный Патриарх, т. е. начальник или правитель всей Церкви своей области. Из сочинения Константина Багрянородного о церемониях императорского двора (гл. 14) мы узнаём, что прежде церковного рукоположения Константинопольского Патриарха (из пресвитеров) бывало собрание всего чиновства столицы в Магнавре, куда приходил и сам император, который и произносил, в слух всех: «Божественная благодать и наше из нее царство назначают сего благоговейнейшего Патриархом (Константинополя)». После чего новый Патриарх со всеми почестями отводился в патриаршие палаты, где и вступал в управление делами.

Итак, предстояло архиереям рукополагать своего собственного Патриарха! По необычности дела, можно было ожидать недоразумений и затруднений при совершении его. К счастью, у Симеона Солунского, в известном сочинении его, отыскалось несколько глав (73–82) о рукоположениях, где именно указывается, что́ нужно делать, когда Патриарх (Вселенский) поставляется из пресвитеров 323. Указания эти взял за руководство себе Синод Иерусалимский и составил на основании их целую программу того, что́ и как должно быть. Днем рукоположения Патриарха в епископа назначено было воскресенье, 29 июня.

Накануне повещено было, что в тот день, после вечерни, произойдет обычное наречение архимандрита Иерофея епископом Иерусалимским. Вечерня правилась в Патриаршей (как бы – домовой, или крестовой) церкви свв. Константина и Елены. Служил, по существующему в ней неизменному правилу, один из иеромонахов, а читали и пели архиереи 324, которые при сем случае были все налицо. Да можно сказать, что и вся община святогробцев, исключая нарекаемого 325, была тоже налицо. Налицо, сколько вмещала тесная церковь, были и наши поклонники и поклонницы. По окончании службы был составлен, прочитан и подписан акт об избрании на Патриарший престол Святого Града Иерусалима архимандрита Иерофея 326, причем не забыто, конечно, было и имя тишайшего и державнейшего Абдул-Азис-Хана, утвердившего синодальный выбор. Затем двое из архимандритов 327отправились с зажженными толстыми свечами в Патриаршие палаты, где официально известили нареченного о совершившемся акте и пригласили его в церковь. Вскоре, в предшествии тех же самых вестников монаршей и народной воли, показался в дверях церкви смиренный и видимо смущенный Иерофей Первый, 130-й Патриарх Иерусалимский, одетый просто по-монашески, без малейшего знака переходящего в нему высшего церковного достоинства. Прошедши в алтарь через Царские врата, он, надев на себя епитрахиль и фелонь, возгласил: Благословен Бог наш… и стал кадить святой престол, алтарь и всю церковь, пока читали Трисвятое и пели тропарь с кондаком праздника Сошествия Святого Духа. Затем он же произнес краткую ектению и отпуст. По окончании всего он, стоя в Царских вратах, лицом к народу, произнес краткую благодарственную речь султану с его правительством, Синоду и всему братству и народу за выбор его убожества и недостоинства на престол Брата Господня, при чем проникся глубоким умилением и плакал. Сильное и благое впечатление произвело на всех это заключительное действие «патриаршего наречения». Блаженнейшего проводили с торжеством в его комнаты, где последовало обычное на Востоке угощение, к которому на сей исключительный раз присоединились конфеты.

В торжественный день, 29 июня, у нас на Постройках не было службы. Еще накануне больной начальник Миссии нашей рано утром отправился со всеми служащими при ней в город, ко Гробу Господнему, или точнее – в Патриархию. Наиболее любопытные из нас пристали к нему, чтобы иметь возможность видеть все «изначала». В сенях палаты Патриаршей один из архимандритов читал вслух причастные молитвы. За ними следовал первый час и ектения, на которой все еще провозглашалось имя местоблюстителя Иоасафа и затем уже Иерофея, нареченного Патриарха Святого Града Иерусалима. Было 6 часов утра, когда кончилась эта домашняя молитва. В большой приемной зале стали дожидаться имевшие составить свиту Патриарха при отправлении его в Воскресенский храм. По сторонам Иерофея сидели на диване: наш архимандрит и ректор семинарии, ведшие оживленную беседу то по-гречески, то по-русски. Первый, исходя из случайного совпадения дня патриаршего рукоположения с праздником Апостолов, жаловался преемнику Апостола Иакова на недостаток апостольской деятельности в крае и винил ученых Крестной школы в равнодушии к успехам латинской и протестантской пропаганд. Последний отбивался от нарекания, ссылаясь на обстоятельства… С любопытством малознакомого с делом человека слушавший перепалку собеседников Иерофей удовольствовался замечанием: «Да разве у нас одних только «обстоятельства»? Как же пропаганды-то успевают?» Хорошее начало, подумал я после, когда узнал, о чем шло дело между учеными.