Андрей Капустин - Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891

И еще позвольте вам объяснить о сем, вы о своем прежнем вашем подаянии, или сомневаетесь? или же быть может хвалитесь? Ибо у нас во храме Воскресения Христова на паникадиле наша свеща погасла и не горела 40 дней, о чем мы много молились Богу! О отпущении вашего согрешения, после чего снова ваша свеща стала гореть, по сему случаю в обязанность вам вменяется – самим помолится усерднее Богу по вашей возможности по нескольку поклонов в сутки о своем согрешении.

Выше означенный образ представит вам наш служащий, а ваш знакомый Юсуп-Якуб, которому вручите без всякого сомнения ваше богоугодное пожертвование, чего надеемся от вас ожидать. Ваши богомольцы, Кирил Патриарх удостоверяет при начале сего письма собственною печатью 342, а заведующий русской постройкой архимандрит Авдеон 343, своеручным подписом, заведующий греческой постройкой Актарий архимандрит 344, архимандрит Авдион, и архимандрит Актарий всепокорнейше просит, не будет ли чего-нибудь пожертвовать нам на одеяние, что удостоверяют приложением церковной храма Воскресения Христова печатью» 345

15 декабря 1872 года. С<���вятой> гор<���од> Иерусалим

В бытность свою в минувшем апреле месяце в Иерусалиме, г. И. А. Н-ъ осведомлялся в нашей Миссии и в Патриархии о сборщиках диаконе Стефане Попове и монахе Иосифе Сюра. Разумеется, таких не оказалось ни в наличности, ни в памяти всех здесь живущих. Имя Юсупа-Якуба есть одно и то же с Осипом Яковлевичем, только произносимое по-арабски. Оно дает повод заключать, что мошенническая шайка пользуется участием и арабов, с недавнего времени начавших разъезжать по России (преимущественно южной) с четками, крестиками и иными изделиями Иерусалима и Вифлеема.

А.

Иерусалим, 11 мая 1875 г.

Печатается по публикации: Церковный вестник. 1875. № 23. С. 8–9.

(7-го июля 1875 года; нежеланные палестинские богомольцы из России)

Памятные статьи о нашем поклонническом деле в Палестине, печатавшиеся не так давно в «Церковно-Общественном Вестнике» и отзывающиеся (для знатоков дела) немного курением сильному и помыканием слабого, в ряду «безобразий», усмотренных им между нашим иерусалимским простолюдьем, поклоняющимся «земному пупу» и эксплуатируемым разными проходимцами, шатающимися по свету в образе послушников, единоплеменных и иноплеменных, пропустили один отдел их, заслуживающий иметь всеобщую известность. Мы постараемся, насколько нам доступно, восполнить пробел этот.

Кроме саранчи проходимцев, налетающих на Иерусалим ежегодно с севера и отчасти устроивших в нем оседлое пребывание, Святой Град служит сборищем и личностей высшего полета, частью водворившихся в нем даже давно и «на веки», частью избравших его пунктом частовременных (грозящих быть ежегодными) посещений. Побуждений, которыми люди водятся при этом, мы не беремся разбирать здесь. Верим, что они хорошие и душеспасительные, но не погрешим, думаем, если назовем их вместе с тем и несколько односторонними, во всяком случае – более или менее самолюбивыми. Человек думает: отправлюсь в Иерусалим, и там, под непрестающим благим внушением святой местности, проведу несколько месяцев (или остальные дни жизни) в тишине, удалении от суеты мирской и душевном спокойствии. Прекрасно, что и говорить! Но, нам кажется, весьма односторонне, простовато и самолюбиво.

Читали мы когда-то одну старую непригожую басню о том, как ворона, оставив свое гнездо, искала себе другого места, жалуясь встретившей ее ласточке на то, что прежнее гнездо… совсем загажено. Ответ ласточки известен. Мы не повторяем потому его. Но не знаем, известен ли он нашим пустынолюбивым горлицам, устремляющимся в Иерусалим для спасения души? Оставляют они свои обсиженные гнезда в родной земле и с радостью летят на чужбину – светлую, теплую, чистую, благоуханную. Душа их полна самых сладких чувств и веселящих надежд при этом, недостает ей только одного – смиренного, справедливого и совершенно естественного вопроса: та прекрасная и желанная чужбина, в свою очередь, рада ли им? Не скажет ли она им вместе с ласточкой, гнездо-то вы там оставили, да… но мы обещались не повторять слов беззастенчивой птички. Не задавшись же столько необходимым (и поистине – душеспасительным) вопросом, наши перелетные пташки прибывают в Иерусалим со всем скарбом своих застарелых привычек, местных влияний, сословных воззрений и с прибавком ко всему этому какой-то черескрайней восторженности, при первой возможности переходящей в бестактность или безалаберность, характеризующую вообще русских туристов за границей.

«Заграница», конечно, широка и в общей сложности русское безалаберс-тво и бывает в ней, как капля в море. Совсем иначе дело видится и бывает на тесном и узком, но, к сожалению, слишком видном пространстве заграничном, именуемом Палестиной.

Иерусалим, несмотря на свою всесветную славу, есть весьма необширный город, вроде наших из больших губернских городов, и, подобно им, имеет все условия (даже несравненно большие) к образованию своего «провинциального» духа со всеми его чадами и исчадиями, известными под именем слухов, вестей, пересудов, сплетней, распрей, сцен, историй и прямых безобразий. Под этот-то недушеспасительный дух и попадают наши добрые богомолицы, ступающие на Святую Землю с полной, но, конечно, ошибочной надеждой, что там уже ничто не напомнит им их оставленное гнездо… Увы! Очень скоро они устрояются совершенно по-домашнему на чужбине до того, что чужбина чурается их, открещивается от них и не знает, как избыть их. Непроходимое самолюбие, большею частью смешное и жалкое, разносится во все стороны и от их кельи, и от их обстановки, и от их беседы, и от их молитвы… Над их неловкостью, тупостью, неприложимыми к краю понятиями и требованиями, заносчивостью, обидчивостью, ревнованием, податливостью и проч. смеются туземцы – даже те самые голодраные арабы, на которых они с высоты своих замкнутых понятий смотрят как на скотов.

Вот тут-то и видится нам, во всей своей непроглядной наготе, упомянутое выше одностороннее самолюбие русское, слепое и, так сказать, беспардонное, которое ничем не меньше «безобразит» нас в Палестине, как и пресловутое поклонение пресловутому пупу земли. О нем, как о пробеле, и собрались мы поговорить. Но, признаемся, уже и не хочется налагать на него руку. Отчего? – спросит читатель. Да хотя оттого, что sui sumus 346.

Не редкость, говорят, встретить в Иерусалиме русскую поклонницу, которая в течение десяти лет успела побывать в Святой Земле три, четыре и больше того раза. Что-то неудержимо влекущее она имеет в себе для наших бывалиц – до того, что некоторые решаются и совсем оставить родину, поселившись навсегда в Иерусалиме, – благо теперь там есть русское начальство, русское духовенство, русская служба и русская земля. Нам указывали в Иерусалиме русскую «генеральшу» и «генеральскую дочь», «полковницу» и «дочь полковника», «дочь бригадира» (откуда взялся в наше время этот чин?), «советницу», «поручицу» и других многих чиновниц, безвыездно проживающих во Святом Граде.