Андрей Капустин - Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891

Не скажем, что всем им полезно было бы встретиться на горах Иудейских с вещуньей-ласточкой, но совершенно убеждены, что паче иных пресловутой «капитанше» было бы весьма полезно усесться на своем старом гнезде и уже не прилетать более в Палестину. Имя этой поклонницы стало славно в Иерусалиме до того, что о нем надлежало дать сведение в отечество. В первый раз она последовала в Иерусалим в 1868 г. на целый поклоннический сезон, т. е. от Рождества до Пасхи. Своими воинственными наклонностями она еще тогда получила громкую известность в Женском приюте Заведений наших. Тогдашняя смотрительница приюта (мать Магдалина) 347, сама отличавшаяся сильным влаственным характером, с ужасом рассказывала раз (лицу, от которого мы из уст слышали это), как благородная дама, во гневе на какую-то соседку по комнате, схватила ее, приперла к стене, пальцами раскрыла ей рот и харкнула в него… Эпизод, избавляющий нас от дальнейшей характеристики человека.

В 1870 г. снова воссияла на иерусалимском горизонте эта русская звезда первой величины. Она привезла с собой разные (сборные) приношения для церквей и целый магазин соленой рыбы, грибов, окороков для собственного прокормления, а равно и для открытия русской торговли в Иерусалиме. Ее ежедневные схватки с поклонницами, иски и взыски по делам с местными жителями, участие в контрабандной продаже саванов, ссора и чуть не драка с пономарем в церкви из-за места и прочие подвиги еще долго памятны были на Постройках по ее благополучном отбытии восвояси.

В минувшем 1874 г. в третий раз показалась в Иерусалиме славная «капитанша», но уже не в качестве поклонницы только, а в достоинстве «начальницы Женского приюта». Еще плывя на пароходе в Палестину, она распоряжалась ехавшими с нею туда же поклонницами, как уже своими подручными, говоря, что она царской бумагой назначена управлять ими. По прежнему примеру, она привезла с собой с десяток бочонков соленой рыбы и других съестных припасов, сотни аршин холста и Бог весть чего еще. Оказалось, что она действительно подавала на Высочайшее имя прошение о назначении ее в должность смотрительницы Женского приюта нашего в Иерусалиме и что ее прошение осталось без последствий. Неудача эта разъярила почтенную «чиновницу» донельзя. Ее схватки с смотрительницей и со всеми окружавшими ее вынудили консула переместить ее в Мужской дом. Кроме бешеной сварливости, героине навязывали недобросовестность в торговых сделках и даже воровство 348… Дошло до того, что на Постройках стали бояться капитанши, как чумы. Никто не заговаривал с нею и даже избегал встречи с нею, боясь как бы экс-начальница не вцепилась в него. В церкви – Боже сохрани, если бы кто стал впереди ее! У себя ли на Постройках или у Гроба Господня и вообще где бы то ни было на святых местах, везде она готова была сцепиться с кем попало.

Рассказывали, в праздник Вознесения, на Елеоне, при архиерейской службе, капитанша, готовившаяся к причастию (разумеется – первая), когда увидела, что архиерей подозвал впереди ее какую-то другую госпожу, закричала: «як своих знакомек, так умиешь позваты!..» А какую-то нашу же поклонницу, проторившуюся к святой чаше, схватила за горло и чуть не задушила. И можно ли поверить? Эта же самая «скаженная», как звали ее землячки, женщина, в латинский праздник Тела Господня, вся одетая в белый флер и кисею, вдруг очутилась в католической процессии, и непременно вслед за самим Патриархом! С какой стати? Русская, Православная, благородная! И где? В Иерусалиме, у самого Гроба Господня! В объяснение своего фанфаронства она говорила, что они все, еще будучи детьми, так делали в латинское «Божье цало» 349в своем городе. От часу не легче!

Вышла особая история у сей капитанши. Еще в первое пребывание свое в Иерусалиме она заняла у начальника Миссии под расписку 100 двугривенных, обещаясь возвратить их, чуть получит деньги из дома. Вместо того, в день отъезда выпросила у него же еще 20 франков на дорогу, давая клятву, что чуть возвратится домой, вышлет долг свой с благодарностью. Ничего подобного не случилось.

В бытность свою в другой раз в Иерусалиме, она и не заикнулась о своем долге, уповая на то, что некоторые сделанные ею для церкви Миссии пожертвования заставят кого следует не вспомнить о нем. Убралась почтенная дама из Иерусалима таким образом с спокойной совестью. Но в третье (ужели не последнее?) путешествие ее ко святым местам ее совесть была жестоко возмущена. Начальник Миссии, видя, что должница и еще раз намерена улизнуть от него, после праздника Пасхи текущего года заявил в консульство, что поклонница X. должна ему около 25 рублей и что он просит консульство удержать при отъезде ее депозитованные ею деньги… Можно представить, в какой раж пришла боголюбивая торговка-поклонница, когда узнала о таковом «насилии». «Нехай вин мене убье, а не заплачу!» – это были ее первые слова человеку, который одолжил ее в нужде. «Вин продал мою завису 350. Я ее не бачу у церкви. Нехай вин возворотит ее мини преж!» Надобно знать, что в числе пожертвованных ею для церкви вещей была и завеса к Царским вратам из зеленого штофа.

Еще прежде у капитанши была история с гефсиманским игуменом. Она пожертвовала для церкви Божией Матери шелковую пелену. Так как пелена оказалась старой, то святогробское начальство, отправляя какие-то священные облачения в Афины для церкви тамошнего Иерусалимского подворья, завернуло их в капитаншину пелену. Жертвовательница, в последний приезд свой в Иерусалим, не видя своей пелены в Гефсимании, беззазорно взвела клевету на игумена, что он или продал ее куда-нибудь, или употребил на что-нибудь нецерковное… Чтобы отвязаться от новой «мегеры», потомки Иона вытребовали из славных Афин пресловутую пелену и тем только оправдались пред ее ареопагом.

Такую же историю храбрая воительница затеяла и в Миссии. Не замечая в церкви своей завесы, она подняла шум, крича, что ее пожертвование пошло Бог знает куда. В первое же за тем служение ее завеса была придета к Царским вратам. Что же вышло? «То не моя зависа! – объявила смелая женщина. – Моя була с билыми квитками. А сея – ни! не моя!» В Миссии сперва не могли объяснить такого ее изворота. Но вскоре дело объяснилось. Начальник Миссии получил следующее письмо от ее благородия: «Ваше благословение. Бывши сколько раз у вашего высокоблагословения, я не могла видеть вас и переговорить с вами лично насчет привезенной мною завесы зеленого атласа с набивными цветами в 7 полос для царских врат, которая стоит 70 руб. сер., и митру, жертвованные братом моим, служащим в министерстве финансов. Я, к сожалению моему, занавесь у царских врат не вижу, и получила очень верные сведения, где находится жертвованная занавесь. Почему, не доводя вас до неприятности, я прошу ваше высокоблагословение причесть мои сто двугривенных к 45 р. и отдать мне деньгами за занавесь. В противном случае я передам брату, и вам будет неприятно, если брат мой вытребует ее в Петербург к себе. Прошу вас успокоить меня, дабы я не высказала обо всем своему брату. Прошу вас с получением сего письма уведомить меня. N. N. капитанша» 351.