Майкл Холл - Полный курс НЛП

Поскольку мы можем связывать одну мысль с другой с помощью как причинно­следственных связей, так и комплексных эквивалентов, тот факт, что вы сейчас чита­ете об этом и используете свое понимание, означает, что вы овладеваете мастерством в этой области и через несколько дней или недель будете использовать эти языковые паттерны для направления вашего осознания и осознания других.

Идентичность

Есть множество других вещей, которые мы можем делать с помощью структуры комплексных эквивалентов. Комплексные эквиваленты по определению служат для обозначения смысла, который мы придаем сенсорным объектам окружающего нас мира. Каков же смысл этих объектов? Мы прирав­ниваем их к нашим внутренним репрезента­циям. Это означает, что смысл представляет собой не просто абстракцию, а очень личную абстракцию.

Что означает какой-либо объект? Это зависит от того, какие репрезентации и референции проецирует данный человек на киноэкран своего сознания. Те внутрен­ние состояния или значения, которые мы связываем с внешним объектом, это и есть его смысл, комплексный эквивалент. Этот факт также говорит о том, что мы можем изменять смысл по собственной воле. Мы называем это рефреймингом смысла. Изначально мы фреймировали смысл неким определенным образом: «грубый тон» означал для нас (ассоциировался, классифицировался как, категоризировался как) «проявление не­

любви». Теперь мы можем рефреймировать его: «грубый тон» означает «стресс», «нере­сурсное состояние», «отсутствие навыков коммуникации при переживании негативных эмоций» и т. д.

Поскольку смысл подвержен непрерыв­ным изменениям, мы можем легко и незамет­но внушать людям новые смыслы с помощью лингвистических средств. Мы можем зада­вать другие фреймы «внешним» формам по­ведения и событиям. Именно в этом и состо­ит суть гипноза: в изменении фреймов. Это изменение становится особенно полезным, когда мы думаем о комплексных эквивален­тах, которые использовали (осознанно или неосознанно) для задания новых фреймов нашей идентичности.

В расширенной Метамодели (главы 11 и 12, Hall, 1997, 2001) мы ввели дополни­тельную форму комплексных эквивалентов, идентификацию. Фактически, мы очень легко создаем комплексные эквиваленты, поскольку для этого у нас есть язык. Посредством иден­тификации мы создаем ментально-эмоцио­нальную сущность своей «идентичности». Все, что нам для этого нужно, это исполь­зовать ту или иную форму глагола «быть». Глагол «быть» обеспечивает нам лингвисти­ческие маркеры для идентификации и иден­тичности: «Я был в депрессии», «Я (есть) неудачник», «Он всегда был таким глупым», «Они (являются) неполноценными».

Когда мы говорим «Я есть...», мы иденти­фицируем себя с тем, что ставим по другую сторону уравнения. А (я как личность, как индивидуум) = Б (некая форма поведения, опыт или концепция). Мы идентифицируем себя с «Б». Мы есть американцы, африканцы, учителя, эгоисты, католики, мусульмане, алкоголики, сексуальные насильники — кто угодно. Если я скажу, «Я (есть) психотера­певт», то будет ли это всем, чем я являюсь? Даже в контексте карьеры и работы, разве я только психотерапевт? Возможно, я также и писатель. Могу ли я при этом заниматься чем-то другим или все остальное исключа­ется?

Идентификационные высказывания наиболее распространены во всем мире. Создается впечатление, будто у людей есть предрасположенность и потребность в иден­тификации с чем-то и в самоидентификации. Это один из способов картирования вещей, но не единственный. Мы можем картировать их просто как опыт, формы поведения, навы­ки, функции. Вместо того чтобы картировать вещи в категориях нашей идентичности (как абстрактной концепции), мы можем картировать их как наши поступки и формы деятельности. «Я занимаюсь психотерапией и пишу книги, но я всегда представляю собой нечто большее, чем эти две формы поведения. Я также подстригаю траву, ремонтирую дом, работаю над созданием интернет-сайта». «Я занимаюсь чтением, исследованиями, написанием книг, проведением тренингов, общением с людьми, наставничеством, бегом, сном, едой и просмотром телевизора».

Кожибски говорил, что все виды исполь­зования глагола «быть» являются формами «безумия». Он считал, что любой процесс идентификации представляет собой источ­ник плохо сформулированного картирова­ния. И хотя мы, возможно, не хотим заходить столь же далеко, мы все же считаем, что луч­ше всего полностью исключить «есть» (или другие формы, такие как «быть», «являться», «это» и другие) из собственной самоиденти­фикации. «Иногда я занимаюсь психотера­пией, иногда я пишу, иногда я читаю книги, иногда я подстригаю траву...»

Что касается нас самих, мы стремимся не идентифицировать себя с тем, что мы делаем. Делание — это лишь один из аспектов опыта. Кроме того, делание всего имеет место в оп­ределенное время, в конкретном контексте, с определенными целями и в лучшем случае представляет собой одно из проявлений нашего «я», но не само «я». Когда мы иден­тифицируемся с тем, что мы делаем (или с любой другой формой идентификации), мы вкладываем в это всю нашу физическую, ментальную, эмоциональную, психическую и духовную энергию. И тогда мы пережи­ваем это как собственную идентификацию. Мы — это наша работа, наши звания, наши взаимоотношения. И все же когда мы иденти­фицируем себя с тем, что может быть отнято от нас, мы ставим свое ощущение собствен­ного «я» под угрозу. Такова структура того, что мы называем «кризисом идентичности». «Идентичность» может оказаться в ситуации кризиса, только если мы создаем комплекс­ные эквиваленты и идентифицируем себя с чем-то внешним, что может быть поставлено под угрозу.

На протяжении длительного времени я (Б. Б.) идентифицировал себя как пастора. Но настал день, когда я потерял большую часть своих прихожан. Моя идентификация заставила меня спросить: «А кто я теперь?» Я идентифицировал свое «я» с тем, что я «делал». Я приравнивал то, что я делал, к самому себе. Поэтому когда я утратил «по­

ложение», с которым я себя идентифициро­вал, свой статус, право делать то, что я делал, я утратил свою идентичность. В тот период я прошел через острый кризис идентичнос­ти и глубинную трансформацию. Я начал идентифицировать себя с моим «бытием», а не с моим «деланием». Осознавая это сейчас, я уже достаточно умудрен опытом, чтобы не приравнивать себя к моим действиям, и это очень сильно освобождает.

Как же мы можем «деидентифицировать» себя с тем, что мы делаем? Начните с исполь­зования инфинитивов тех номинализаций, которые вы использовали в своих идентифи­кационных высказываниях. Мы выражаем их в форме «я есть»-высказываний. Это порождает колоссальную номинализацию. Все наши действия, процессы и формы активности замораживаются в грамматичес­ком первом лице. Чтобы деноминализовать такие ограничивающие нашу идентичность карты, восстановим инфинитив. Восстано­вим эти формы деятельности.