Максим Исповедник - Творения преподобного Максима Исповедника. Книга II. Вопросоответы к Фалассию

Так, по нашему мнению, можно перевести выражение τὴν πρόδηλον ἐν τοῖς συμβόλοις διαταγήν. Под этим «порядком» (διαταγὴ имеет также значение и «повеления, распоряжения») следует подразумевать, вероятно, некое низшее устроение, нарушающее естественную иерархию духовного и материального (телесного), когда последнее, выходя из подчинения первому, старается владычествовать над ним.

Схолия : «Подобно тому как лицо характеризует каждого отдельного [человека] (τὸ πρόσωπον χαρακτηριστικόν ἐστι καθ’ ἕκαστον), так и духовное ведение отчетливо характеризует Божественное. Поэтому и говорится, что взыскующий это ведение взыскует лицо Господа».

В тексте Септуагинты стоит «взыскал» (ἐζήτησε).

Подобным образом, по нашему мнению, можно перевести фразу πᾶς νοῦς κατὰ Χριστὸν διορατικὸς. Употребление слова διορατικὸς («проницательный, зоркий») для обозначения духовного видения особенно характерно для александрийской традиции (Климент Александрийский, Ориген, свт. Григорий Нисский). См.: Lampe G.W. H. A Patristic Greek Lexicon. Oxford, 1978. P. 373.

Схолия : «Давид толкуется как ум, обладающий ясным духовным видением, поскольку [имел] он сильное зрение».

Схолия : «Тот, кто делается плотским в соответствии с буквой Закона, в кровавых жертвоприношениях имеет вожделенное неведение, воспринимая заповедь только для одного плотского наслаждения».

В данном случае, как и во многих других, преп. Максим использует понятие «мир» (κόσμος) в смысле духовно-аскетическом, а не в смысле космологическом. Аналогичное словоупотребление, восходящее еще к Новому Завету, встречается у многих отцов Церкви и в частности у свт. Григория Паламы: «Подобно многим другим церковным писателям, св. Григорий пользуется словом „мир“ в двух смыслах. Это слово имеет для него значение не только прямое, как термин космологический, то есть „мир“ как создание Божие, земля, звезды, природа, животные, люди и пр. Оно означает также и нечто из области аскетической, то есть „мир“ как категория духовности, как совокупность греховного, падшего, как обволакивающая человека атмосфера „удобопреклонности“ ко греху... Этот термин означает „простор греха“, уклонение к неестественностям, то есть то, что „во зле лежит“. Поскольку „мир“, как прекрасное создание Божие, „добро зело“ и находит для себя полное признание в радостном космизме Православия, постольку тот же „мир“, как категория аскетическая, то есть совокупность всего порочного и греховного, ненавистен подвижнику и от него надо бежать, от него надо спасаться» ( Архимандрит Киприан (Керн). Антропология св. Григория Паламы. М., 1996. С. 413).

Подобное движение (ἡ παρὰ φὺσιν τοῦ νοῦ περὶ κακίαν κίνησις), как и движение страстей (πρὸσυλος καὶ ἀκαλλὴς τῶν παθῶν καὶ ἀδιάπλαστος κίνησις), о котором только что шла речь, нарушает естественный порядок движения ума и души, ибо это движение должно осуществляться окрест Бога . Однако это последнее движение после грехопадения является труднодостижимым и представляет собою венец духовного подвига человека. Ср. у свт. Григория Паламы: «[Только] совершенным в навыке божественного созерцания и [преуспеяния] в добродетели свойственно тесно соприкасаться с наиприятнейшими из чувственных вещей и при этом не отвращать свой ум от созерцания Бога, от песнопений Ему и молитв к Нему. Более того, им свойственно делать эти вещи материалом и основой восхождения к Богу и полностью овладевать чувственным наслаждением с помощью умного движения к лучшему; и даже если это движение будет необычным, оно станет великим и весьма сильным; оно не лишает душу ее разумности и [не обращает эту разумность] ко злу, которое временами считается за благо тем [человеком], кто им совершенно захвачен и побежден». См наш перевод: Свт. Григорий Палама. Сто пятьдесят глав. Краснодар, 2006. С. 101–102.

См. выше.

В данном случае преп. Максим использует, скорее всего, категориальный аппарат Аристотеля, для которого «всякое изменение имеет предпосылкой неизменное, всякое становление — пребывающее, которое бывает двух родов: субстрат, который становится чем-либо, в котором совершается изменение, и свойства, в сообщении которых субстрату и состоит изменение. Этот субстрат Аристотель называет специальным термином ὕλη, материя, а свойства — термином, употреблявшимся для платоновских идей — εἶδος (также μορφή), форма» ( Целлер Э. Очерк истории греческой философии. М., 1013. С. 175–176).

Схолия : «Он говорит, что тот, кто телесным образом исполняет служение по Закону, как бы порождает целокупный (ὅλην) грех, осуществляемый на деле, а также вещественным образом придает, вслед за этим грехом, зримую форму соизволению ума на соответствующие чувственные наслаждения. А кто духовным образом воспринимает Писание, тот, с помощью естественных мыслей (διὰ τῶν φυσικῶν λογισμῶν), [обретаемых] на высоте [духовного] созерцания, умерщвляет, словно сыновей и внуков, буквы Закона (τοῦ νομικοῦ γράμματος), действие греха, подобное материи, и соизволение на грех, подобное форме, вместе со способами злоупотребления чувством ради наслаждения».

Схолия : «Потому что помимо естественного созерцания никто не познает несхожесть символов Закона по сравнению их с божественными [вещами] (τὴν πρὸς τὰ θεῖα τῶν νομικῶν συμβόλων ἀπέμφασιν)».

Данное понятие (ποικιλία) предполагает пестроту, изменчивость и непостоянство здешнего мира. Так, преп. Макарий замечает: «Велико достоинство твое, человек, превосходящее все разнообразие твари». Одновременно такая пестрота , согласно преподобному отцу, является одним из средств, которым лукавый улавливает человека: «Сатана и бесы удерживают ум и опутывают душу. Многообразный (πολίμορφος) диавол, у которого есть запоры, тройные двери и много ухищрений (ποικιλίαν πολλήν — можно „многая пестрота [тварного мира]“), занимает пажити души и помыслы и не дозволяет правильно молиться и приблизиться к Богу». См. Преподобный Макарий Египетский. Духовные слова и послания / Пер. А. Г. Дуваева. М., 2002. С. 484, 512. Текст: Makarios/Symeon. Reden und Briefen. Bd. 1 / Hrsg. Von H. Berhold. Berlin, 1973. S. 77–78, 109.

См.: Быт. 3:14. Ср. Рассуждение Нисского святителя на сей счет: «Пресмыкающийся и наглый зверь — змий, влачась на персех и на чреве, в пищу себе обращает землю, не питаясь ничем небесным, но влачась по тому, что попирается, попираемое имеет всегда в виду» ( Святитель Григорий Нисский. Точное истолкование Экклесиаста Соломонова. М., 1997. С. 26). Это изъяснение, достаточно обычное для отцов Церкви, преп. Максим переводит в экзегетическую плоскость.