Франсуа Брюн - Чтобы человек стал Богом

Однако после смерти Пия XII католические богословы романского мира обрели возможность заметить, что учение о « блаженном видении » Христом во время его земной жизни не имеет веских оснований ни в Священном Писании, ни в патристике. Отец Гало не колеблясь обращает на это внимание и отказывается от такого понимания ввиду его несообразности [1184].

Нам кажется, что этот автор вполне имел право пойти дальше и отвергнуть сам принцип постановки проблемы. Не человеческая душа Иисуса узнает из « видения », что она принадлежит кому-то, кто является Богом, как будто эта душа была сама предметом познания, но Сын Божий познает Себя с помощью человеческого сознания, как Он познает Себя, наряду с этим, в Своей божественной природе. Это божественное «я» Сына Божьего, которое осознает своё «Я», но с помощью человеческого сознания [1185].

Но нам также кажется, что после того, как отец Гало коснулся данной проблематики, он вообще перестал видеть проблему. Вот его рассуждение: « Личность — это существо, связанное с отношением. В частности, личность Сына — это отношение с Отцом. Следует ожидать, что это отношение осуществляется через сознательную деятельность. Когда Сын по-человечески осознает Себя, Он делает это как Сын, то есть, осознавая своё отношение к Отцу [1186]».

Но говорить так, значит только считать проблему решённой! Ибо только будучи в своей божественной природе и благодаря ей, Сын может воспринять Отца и понять себя как Сына. Личность Сына не обладает собственной, отдельной природой за пределами Своей божественной природы, в которой она могла как бы сохранить это знание, чтобы затем передать его Своему человеческому сознанию, не проходя при этом через божественную природу.

Такую же точно ошибку совершают, когда думают, что Христос может передать своей человеческой природе сыновние чувства, которые он переживает благодаря своей божественной природе, без взаимопроникновения двух природ. Как будто личность может быть сама по себе отмечена сыновними чувствами, существующими как будто в отдельном существе, вне своей божественной природы. Или же как будто личность может отделить сыновние чувства, с которыми она переживает свою божественную природу, от этой божественной природы, наподобие пустой раковины, которую она затем примеряет к своей человеческой природе [1187]. А поскольку в теологии отца Гало, в соответствии с католической традицией, нет никакого сообщения между двумя природами Христа, то божественное «я» может рассмотреть себя как объект его человеческого сознания, и от этого по-человечески не разобраться, что оно Бог, Сын Бога. А если принять объяснения отца Гало, то остаётся объяснить, почему этот же механизм не мешает Христу чувствовать себя покинутым своим Отцом.

Добавим, что по ходу дела отец Гало несколько раз допускает, что ипостасное единство должно было повлечь за собой, для человеческой природы Христа « сверхъестественный онтологический прорыв [1188]», а также « сознательное пользование некоторыми знаниями Отца как и определённым видом его могущества », как можно это видеть у некоторых святых [1189]. Объём этих « внушённых Богом знаний », впрочем, пропорционален искупительной миссии Христа [1190], что подразумевает всё же некоторое сообщение, причём выборочное, между двумя очагами сознания Христа, даже если это сообщение не является прямым! Наконец, отец Гало подспудно допускает некоторую аналогию между человеческой психологией Христа и тем способом, каким некоторые мистики испытывают в себе присутствие Бога [1191].

Все эти элементы вносят, естественно, свой вклад в понимание тайны Христа, предлагаемое нам отцом Гало. Но они представляются нам крайне расплывчатыми (в частности этот « онтологический подъём », смысл которого нигде не уточняется), очень разрозненными и рассеянными.

Учение о выборочном взаимопроникновении / несоединимости двух природ, как нам кажется, необходимо увязывает все эти элементы и, тем самым, приводит к большему пониманию.

Но даже если взаимосвязь между элементами славы и страдания в Христе не кажется нам достаточной в изложении отца Гало, эта взаимосвязь здесь, по крайней мере, обозначена. Ещё дальше заходит теология система, которая в одностороннем порядке настаивает на автономии человеческого сознания Христа, общий принцип которой изложен в следующей формулировке: « Чем больше союз с Богом, тем больше автономия человека [1192]».

В современной теологии есть целое направление, с которым мы уже сталкивались у отца Урса фон Бальтазара в связи со святым Максимом Исповедником, которое, как нам кажется, лишает тайну Воплощения одновременно и её содержания, и её смысла. Что касается отца Каспера, то он пытается, вместе с тем, остаться верным патристической традиции обожения человеческой природы Христа (чему он посвящает полстраницы текста в труде о Христе, состоящем из 410 страниц). Но вместо того, чтобы затем обратиться к кенозису, как это делаем мы, следуя той же патристической традиции, он настаивает на освобождающей роли Святого Духа в Христе. А это всё же является весьма относительным способом обозначить человеческую автономность Христа, и не объясняет, почему Христос, настолько обоженный, мог реально страдать [1193].

До сих пор мы только пробовали доказать, что наше решение, несмотря на огромные сложности, является наименее плохим и наиболее вероятным из возможных благодаря тому, что это решение логически последовательно и позволяет понять больше с помощью сравнительно небольшого количества средств. Запомним в рассуждениях отца Гало то, что именно личность Христа познает «себя», даже с помощью сознания, свойственного человеку; а также именно эта личность одновременно (считая события, развивающимися во времени) вкушает благодать Отцовской Любви во всей её полноте, а также считает себя покинутой на кресте. Но нас не удовлетворяет объяснение, которое нам предлагает отец Гало, из-за этого радикального разделения двух природ и двух очагов сознания [1194]. Нам кажется, что с точки зрения человеческого сознания взаимопроникновение / несоединимость двух природ, божественной и человеческой, состоит у Христа, в зависимости от конкретного момента и различных составляющих его миссии, из целого взаимодействия областей или аспектов славы и страдания, воссоздание которого в подробностях было бы напрасным занятием, но сам принцип которого можно вполне допустить.

Большим препятствием при допущении такого тонкого и сложного механизма внутри сознания Христа является то, что он должен повлечь настоящее расщепление этого сознания на полностью чуждые друг другу зоны, что означает серьёзное патологическое расстройство, и в то же время у нас создаётся впечатление, что мы нащупали крайне простое состояние сознания. Однако нет ничего более ложного!