Франсуа Брюн - Чтобы человек стал Богом

Что касается святого Иоанна, то мы довольствуемся тем, что приведём несколько фраз из небольшого популярного издания, автором которого является выдающийся экзегет, сумевший, может быть, даже в большей степени, чем другие, связать духовность с мудростью, что позволило ему проникнуть в самую суть вещей. Вот как отец В. Гроссув комментирует выражение Иоанна « родиться от Бога [1231]»: « Так же, как Христос живёт всегда в Боге и без конца черпает в Своём Отце, с Которым составляет единое целое, жизнь, существование и действие, так и в каждом христианине работает тот же принцип божественной жизни… С этим «рождением от Бога», которое не заканчивается никогда, начинается то, что святой Иоанн называет «существование от Бога» , « существование во Христе », « пребывать в нём » . Для описания сверхъестественной реальности христианской жизни Апостол прибегает к выражениям таким простым, почти примитивным: Бог находится в христианине, подобно тому, как он находится во Христе: он пребывает в нас, а мы в нём: мы пребываем в Христе, а Христос — в нас [1232]».

Конечно, другие интерпретации также имеют в равной степени поддержку. Но мы и не пытаемся показать, что наша интерпретация является единственно возможной. Достаточно нам того, что она просто возможна. В любом случае, нам известно, что каждый верит в то, во что хочет верить.

Среди исследований, которые в наибольшей степени согласуются с нашей работой, хотелось бы указать на исследование Луи Дюссо [1233]. Исходя из семитической категории пар, составляющих совокупную целостность (начало-конец, альфа-омега, входить-выходить, есть-пить и т. п.), автор предпринимает попытку прочтения тайны Евхаристии. « Эти пары выражают некие совокупности: хлеб и вино — это совокупность пищи; есть и пить — совокупность процесса её принятия; Тело и Кровь — это совокупность Существа. Обе взаимообусловленные священные совокупности, совокупности пищи и процесса её принятия, означают взаимообусловленную реальную совокупность: это Христос приносит Себя в дар людям и люди встречают Христа внутри себя [1234]». Проводя затем анализ символики трапез в текстах Нового Завета, автор подчёркивает тему, на которую мало обращали внимание, но которая, однако, звучит с особой отчётливостью у Иоанна: не только Христос является « хлебом жизни », но « жизнь Христа символизируется через трапезу, и трапеза, где вкушается Его жизнь, освящена в Евхаристии [1235]» таким образом, мы не только причащаемся Его телу, но самой Его жизни. Но Евхаристия является также жертвой. Принесению в дар Тела, чему в большей степени соответствует благословление в начале трапезы в соответствии с домашним ритуалом, отвечает принесение в дар Крови, соответствующий скорее благословлению чаши в конце трапезы. Таким образом, дар Тела в большей служит напоминанием (или «анамнезисом») о Воплощении, а дар Крови — напоминанием о Страстях Христовых [1236]. Даже если, как нам кажется, в своём стремлении обнаружить эту схему автор иногда слишком углубляется в детали текстов, то он абсолютно прав, когда подчёркивает, что Евхаристия является не только освящением полного причащения индивидуумов, но также полным причащением жизней и судеб. В таинстве Евхаристии мы причащаемся не только Христу, но всей Его жизни, той, которую Он прожил внутри Себя с момента рождения до смерти. В таком ракурсе, как справедливо замечает автор, Евхаристия без причастия лишена всякого смысла. То же самое можно сказать и о причастии только хлебом [1237].

С большим сожалением, но, увы, приходится признать, что автор сохраняет за напоминанием (по-прежнему в значении «анамнезиса») только одно значение, которое представляется нам абсолютно недостаточным [1238]. Даже если жизнь Христа служит нам образцом [1239], этого недостаточно, чтобы можно было говорить о настоящем « причастии ».

Вслед за Мейстером Экхартом, мы полагаем, что так называемое « духовное » причащение может иметь такой же эффект, что и «сакраментальное» причастие. Но реалистический символизм принятия пищи не будет иметь никакого смысла, покуда это причастие, сакраментальное или духовное, будет являться просто размышлением на тему жизни Христа с целью лучшего следования ей. Символика «сакраментального» причастия (вместе с принятием пищи) показывает нам, что даже духовное причастие заходит гораздо дальше. Вкусить Христа и испить чашу Его Страстей — значит позволить уподобиться Ему. А поскольку, как мы уже видели, мы имеем все основания полагать, что любой человек уже, по причине своего рождения именно человеком, является телом Христовым, то « причаститься » значит, в конечном итоге, уподобиться, не телу Его, но Его жизни, через Его духовный настрой, с помощью испытаний, которые мы свободно принимаем для нашего спасения. Именно поэтому духовное причастие может иметь тот же эффект, что и сакраментальное вкушение пищи. Но правда и то, что схожая тайна одного и другого не может сводиться только к тем усилиям, которые мы прилагаем для размышления и подражания. Мы должны прилагать эти усилия, чтобы « приобщение при причастии » состоялось. Но эти усилия являются только ответом, который мы даём на динамизм любви, введённый в нас жизнью Христа, вне зависимости от времени и пространства. Как кажется, именно это хочет сказать Л.Дюссо, когда он говорит об « участии … в тайне страстей » или « причастии судьбами [1240]». Если он отказывает воспоминанию в том глубоком смысле, который придаём ему мы, то потому только, что ему кажется, что невозможно одновременно актуализировать события, которые были расположены последовательно во времени и которые обычно не сочетаются между собой. Но это ещё значит отнести категорию воспоминания ко времени нашего повседневного опыта.

Нам кажется, что очень важно распространить воспоминание на всю жизнь Христа, но не для того, чтобы ослабить связь, которую оно выражает между нашей жизнью и жизнью Христа. Византийское богослужение, как мы видели, сохраняет оба ракурса одновременно. Только в такой перспективе мосарабский ритуал [1241]преломления хлеба [1242]раскрывается во всей полноте смысла: « Просфора разламывается на девять кусочков, каждый из которых имеет своё название по названию таинства в судьбе Христа: 1. воплощение; 2. Рождество; 3. обрезание; 4. богоявление; 5. страсти; 6. смерть; 7. воскресение; 8. прославление и 9. Царство. Причащаясь этими кусочками, одним за другим, священник принимает символическое участие во всех таинствах Спасителя вплоть до воплощения ». Естественно, что такое участие представляет собой интерес, только если, помимо символа, оно наделено реальным значением.