Франсуа Брюн - Чтобы человек стал Богом

Подобные тексты заставили некоторых думать, что, согласно святому Афанасию, страх Христа был лишь « притворным ». Но, естественно, не это хочет сказать святой Афанасий, но то только, что благодаря божественной природе, имеющейся в Его человеческой природе, страх не смог захватить, заполонить Христа человека-Бога. Приложение этой мысли, которое он приводит в следующих далее строках, подтверждает это: « Решительный настрой и мужество мучеников показывает, что в страхе не было божественной природы, а был только Спаситель, который разрушал наш страх [1280]». Если посмотреть, как в мучениках побеждает отвага, можно понять, что уже в Христе человеческий страх повержен благодаря божьему могуществу. Но мужество не исключает страха!

Добавим, что мы могли бы привести множество других отрывков, наполненных схожим смыслом. Это не какие-то исключительные пассажи, вышедшие из-под пера святого Афанасия, но его обычное понимание тайны нашего спасения [1281].

Нет ничего удивительного в том, что мы обнаруживаем то же богословие Искупления у святого Григория Назианзина. Ведь сейчас установлено, что философия святого Афанасия оказала на него сильное влияние [1282]. А если учесть, что святой Григорий Назианзин, в свою очередь, был одним из философских наставников святого Максима Исповедника — и даже, возможно, основным наставником, потому что именно его святой Максим чаще всего цитирует и комментирует — то становится понятным, что перед нами, на самом деле, непрерывающиеся предание Восточной Церкви, которое раскрывает тайну нашего спасения [1283].

Кратко изложим обнаруженное нами у Григория Назианзина: святой Григорий допускает идею некоторого смешения между двумя природами Христа и полагает, что есть некоторое взаимодействие в отношениях между двумя природами. Причём человеческая природа имеет преимущество в течение земной жизни Христа, за исключением Фавора, но божественная природа должна восторжествовать в жизни вечной. Однако Христос сделался ради нас « проклинаемым » и « грешным » и даже « непослушным ». В конечном счёте, Он настолько « запечатлел в Себе » « то, что есть наше », что и Он тоже познал презрение и оставленность и взывал об этом с креста.

Святой Григорий преподносит сущность всего этого богословия нашего спасения в крайне лаконичной формулировке, которую можно обнаружить уже у Оригена в его « Беседе с Гераклитом » [1284]. Ориген говорит следующее: « Человек не был бы спасён, если бы Христос не воспринял его [1285]», формулировка, которая постепенно станет аксиомой для всей дальнейшей традиции: « То, что не воспринято, не излечено, но то, что соединилось с Богом, спасено [1286]». Нельзя переоценить важность таким образом установленного равенства между « быть спасённым » и « быть излеченным ». Этот путь спасения не имеет ничего общего с какой бы то ни было юридической системой исправления и выкупа. Недостаточно признать, как это делает отец Фома Шпидлик, что « аспект обожения искупления » « гораздо более развит Григорием, чем аспект искупления греха », если затем торопиться добавить (без сомнения, чтобы убедить западного читателя в католической ортодоксальности святого Григория), что « из этого не следует заключать, что этот аспект умалён или устранён [1287]».

Хайнц Альтхауз, как нам кажется, гораздо ближе к текстам святого Григория, когда объясняет, что если иногда встречаются слова такого рода, как « возвращение в лоно церкви », « оправдание » или « выкуп », то это происходит потому, что на святого Григория глубокое влияние оказал библейский язык. Но к концу жизни, в последнем из « Слов », святой Григорий, как мы видели [1288], с негодованием отвергает идею принесения цены искупления в виде пролитой крови, которую платит Сын Отцу [1289].

Как и для всех предыдущих рассмотренных нами богословов, весь путь спасения зависит от нашего союза с Христом. Хайнц Альтхаус показал это. Он также показал, насколько для святого Григория, Адам, человек, человечество и любой человек вообще являются взаимозаменяемыми. Он признаёт, что одна и та же онтологическая целостность объединяет нас с Христом, и что вся система определений восходит, без сомнения, к понятию « повторения » всего во Христе, в том виде, в каком это развил святой Ириней [1290].

К сожалению, Альтхаус сталкивается всё время с одной и той же проблемой: если всё это так, то спасены должны быть все люди. А это не так… Альтхаус вводит тогда различие, которого нет у святого Григория, но которое кажется Альтхаусу единственно логически возможным: Христос раз и навсегда претворяет в Себе наше спасение. Но тем самым для каждого из нас спасение будет только потенциальным. От нас зависит осуществить его нашей верой [1291]. Всё это приводит к мысли, что наш союз с Христом, по мысли святого Григория, является, в конце концов, долгим процессом, который только начался по смерти Христа и закончится лишь по воскресении. И если святой Григорий говорит так, как будто мы были физически включены во Христа, так это, как утверждает Альтхаус, потому, что Христос является нашим « Предстателем [1292]». Стоит ли говорить, что данное слово никогда и не встречается у святого Григория даже в переводах [1293], и что при данном понимании богословская трактовка Искупления теряет всю свою силу.

Весь механизм нашего исцеления предполагает прямой контакт с Христом. Именно об этом говорит святой Григорий: Христос — « есть человек для того, чтобы освятить Собой людей, становясь закваской для всей массы [1294]». Та же забота о физическом контакте заставляет святого Григория сказать, что Христос пожелал менять места одно за другим на земле, чтобы « освятить большее число мест [1295]».

И далее святой Григорий продолжает: « Он делается для Иудеев Иудеем, чтобы приобрести Иудеев, … для немощных немощным, чтобы спасти немощных … иногда и сон вкушает, чтобы и сон благословить, иногда утруждается, чтобы и труд освятить, иногда и плачет, чтобы и слёзы сделать похвальными » [1296]. Шпидлик верно понял эту « освящающую силу человеческой природы Иисуса », которая не только не исключает обязанности подражать Ему, но и делает, наконец, это подражание возможным [1297].

А теперь перейдём к основным текстам, которые больше не нуждаются в комментариях:

« Но “принимая образ раба", Он (Христос) снисходит на уровень братьев по рабству, рабов, приемлет на Себя чужое подобие, представляя в Себе всего меня и всё моё, чтоб истощить в Себе моё худшее, подобно тому, как огонь истребляет воск, или солнце — земной пар, и чтоб мне, чрез соединение с Ним, приобщиться свойственного Ему. Поэтому собственным Своим примером возвышает Он цену послушания, и испытывает его в страдании; потому что недостаточно бывает одного расположения, как недостаточно бывает и нам, если не сопровождаем его делами, ибо дело служит доказательством расположения. Но может быть не хуже предположить и то, что Он подвергает испытанию наше послушание и всё измеряет Своими страданиями, ведомый искусством Своего человеколюбия, дабы собственным опытом узнать, что для нас возможно, и сколько должно с нас взыскивать, и нам извинять, если при страданиях принята будет во внимание и немощь [1298]».