Франсуа Брюн - Чтобы человек стал Богом

Именно такой механизм, как нам кажется, и мыслится в философии Филоксена, когда в первой из своих Проповедей, которая служит введением для всех прочих, он (в свою очередь) сравнивает наши жизни с болезнями, которые нужно лечить их противоположностью:

« Все болезни излечиваются своей противоположностью … Приготовим же против каждой из страстей лекарство, которое противоположно этой страсти: против сомнения приготовим веру; против заблуждения — истину; против [1355]…

Нужно было, чтобы мы возвысились над страстями, над смертью и тлением; и не было другого способа, кроме того, чтобы Тот, кто по природе своей выше их, стал для нас нашим образом и разделил наши страсти [1356] … Бесстрастный в наших страстях, которые Он сделал своими, Он своей бесстрастностью разрушил власть страстей; затем своей бессмертной смертью [1357]».

Естественно, не следует понимать, что « в наших страстях » Христос ничего не испытывал. Просто вместо того, чтобы предаться им, Он торжествовал над ними победу. И поскольку зло не субстанция, но свободный акт, то чтобы победить его, недостаточно иметь статический контакт с лучшей и высшей субстанцией, нужно противодействие, которое также разворачивается во времени: « Потому, что Он тоже страдал от искушений, Он смог помочь тем, кто искушается. Скажи, почему Он смог помочь страстями тем, кто страстями искушается? Не потому ли, что Он страдал в их плоти, что он способен чувствовать страдания [1358]?» Только нужно в максимально конкретном виде воспринимать выражения типа « в их плоти », « бесстрастен в наших страстях » … не в страстях, подобных нашим, но именно в наших, в тех, что испытывает лично каждый из нас.

И однако, мы должны сделать нашей собственной эту победу Христа в нас: « … Я освятил в Себе природу, Я сделал её выше страсти, поползновений греха… До Меня никто не мог победить мир; … но после Меня кто хочет его победит [1359] …. Вылечив их (тело и душу) тем, что полностью вочеловечился, и, поместив в каждого человека, если тот пожелает, силу побеждать все страсти души и тела одновременно Он, как написано, склонил голову на кресте и испустил дух [1360]». Христос спас нас не только «в потенциальной силе», но отныне предоставил нам в действии новую «силу».

Именно в этом, как нам кажется, самое устойчивое ядро философии Филоксена; остальное кажется нам лишь повторением библейского языка или выкладками, приуроченными к обстоятельствам.

Святой Софроний следует явно неохалкидонской концепции союза двух природ Христа. Поэтому, хотя для него и нет смешения между этими двумя природами, всё же имеется « перихорезис » между ними, и в качестве следствия этого взаимопроникновения, Христос разделил наши испытания добровольно « всегда и настолько, насколько пожелал ».

Снова ничего невозможно понять в богословии святого Софрония, если не допустить, что в его текстах наше включение во Христа утверждается со всем реализмом, со всей силой. Отец Кристоф фон Шенборн абсолютно прав, когда, резюмируя мысли святого Софрония, говорит, что Христос хотел « вылечить человечество изнутри, и Сам стал человеком [1361]», но он лишает это утверждение всей его силы, когда для обозначения этого действия Христа в нас использует слово «замена [1362]». Давайте посмотрим, насколько убедительны сами тексты.

В своей проповеди о Крещении Христовом («Богоявление») святой Софроний объясняет, что без этого крещения святые Ветхого Завета не могли бы участвовать в спасении « ибо они были бы лишены царствия небесного, если бы Христос не был бы крещён в их лице; Он в самом деле является лицом всего человечества; поэтому Он и называл себя с полным правом «Сыном человеческим», чтобы показать нам этим наименованием то, что в этом имени есть безграничного, человечество целиком [1363]». Правда, отец фон Шенборн заключает из этого, что для святого Софрония Христос принял на себя не « общую природу » человечества, как утверждали некоторые схоласты », но «просопон (лицо) всего человечества» , то есть в конечном счёте его призвание [1364].

Нам же со всей очевидностью кажется, что святой Софроний, наоборот, выражает здесь наше включение во Христа. Нужно понять, что Христос был крещён « вместо них, поскольку Он занимает место всего человечества », но в том смысле, что мы действительно находимся в Нём, а не в смысле юридической « замены », что подтверждается, впрочем, из продолжения текста несколькими строчками далее: « Поэтому Христос, … в качестве судьи справедливого крещён за них, чтобы в Нём и они тоже, будучи крещёными и получив небесное рождение, смогли войти в царствие небесное [1365]».

Обилие текстов такого рода вполне достаточно для нас, чтобы не осталось никаких сомнений. Но удовлетворимся именно этой проповедью, поскольку она одна из последних, а может быть, и самая последняя из дошедших до нас.

Она хорошо представляет последний этап развития мысли святого Софрония.

Святой Софроний пытается понять глубинный смысл Крещения, настаивая на факте, что для самого Христа оно не необходимо. Но вот источник жизни приближается к реке Иордан, и тот, кто крестит в духе, приближается к тому, кто крестит только в водах; « и он стремится окреститься, и ссылается на очищение, Он, кто очищает всеобщие грехи…; это моего очищения Он ищет и моё просветление осуществляет [1366]». Вот другой отрывок, в котором можно одновременно отметить то изменение, которое Бог вносит в природу, и динамизм, характерный для таким образом изменённой природы: « Некогда (язычники) вырастали от старого и дикого оливкового дерева, которое было подобно мёртвому камню, поскольку не приносило плодов. Теперь они переданы природе прекрасного оливкового дерева, пересажены, выкопаны, испытывают на себе эту добрую перемену, приносят теперь плоды Богу, который устроил для них эту пересадку. И плод этот, это чистая вера Авраама…, и поступки, и воля [1367]…». В проповеди о воздвижении Креста Господня содержалась эта же мысль: Христос «привил нам божественное освящение [1368]». Образ растения, очень библейский, в совершенстве передаёт этот двойной онтологический и динамический аспект.

Ещё одна последняя формулировка, в которой исключительно хорошо обобщается этот последний аспект: «… мы свободны в той свободе, которой нас освободил Христос [1369]».

Рассматривая святого Максима, мы воздержимся от споров по поводу его интерпретации; мы сделали это в другом месте [1370]. Мы только попытаемся кратко воспроизвести здесь его внутреннюю логику, бегло ссылаясь на отчасти уже прояснённые моменты. Искупление для святого Максима — как и для всех греческих Отцов Церкви — является лишь отрицательным обозначением нашего обожения. Следовательно, именно его и нужно рассмотреть. У него имеется строгий параллелизм между Воплощением и нашим обожением. « Человек становится Богом настолько, насколько Бог становится человеком [1371]».