Франсуа Брюн - Чтобы человек стал Богом

Конечно, данные сближения и разделения покажутся некоторым возмутительными. Как можно так пренебрегать тем, что составляет огромное своеобразие христианства по отношению ко всем другим религиям: Троицей и Воплощением?

Дело в том, что для нас приверженность формулировкам не является существенной. Воплощение и даже Троица теряют весь свой смысл — мы утверждаем это - весь их смысл, если они нам более не раскрывают, как Бог призвал нас войти в соучастие в Его существе и в Его жизни, почему это было возможно и как Он это осуществил. Это настолько правда, что все эти богословы, которые уже давно, в силу своего богословского образования, не верят в настоящее обожение человека, совершенно осознают, что остаются верными сущности своей веры, явственно отказываясь от этих двух тайн, таких трудных для разума, тайн Троицы и Воплощения. Они прекрасно осознают, что имеют лишь смелость порвать с последним остатком народной веры, от которой тепло на сердце, веры, подобной всем волшебным сказкам нашего детства, для того, чтобы, наконец, предаться вере, без сомнения не такой поэтичной, но также более истинной, освобождённой, наконец, от проекций наших бессознательных мечтаний. Они прекрасно осознают, что эта догматическая разгрузка, в конечном счёте, ничего не меняет в сущности их отношения к Богу. И, конечно, они, к несчастью, правы! Возможно, то же самое происходит и с довольно большим числом христиан Запада, особенно, с интеллектуалами, главным образом принадлежащими духовенству, особенно с теми, на кого официальное богословие римской церкви может наложить свой отпечаток.

Лучше уж, как нам кажется, пребывать в неведении о тайнах Троицы и Воплощения, но быть открытыми, благодаря действию Бога, и ответному действию сердца, к предчувствию Любви Божией. По-видимому, это относится ко многим нехристианским мистикам.

Добавим, что по этому вопросу раскол между протестантами и римскими католиками был, без сомнения, неизбежен, как только была утеряна исходная категория участия. Протестанты, таким образом, спасли эту необходимую истину о том, что нет другой святости, кроме святости Бога. Но они не поняли, как Бог может нам её передать. Святость Бога оставалась в Боге, и по-настоящему была для нас недоступна. Римские католики лучше сохранили эту необходимую истину о том, что наше спасение является настоящим возрождением нашего существа. Но для них при святости Бога мы должны выстроить нашу святость, параллельно Его святости, подобно имитации Его святости. И только категория участия позволяет утверждать, что всегда имеется одновременно не только единственный источник святости, ни и единственный Святой, и что, однако, человек призван стать истинно святым.

Предпримем попытку собрать здесь разрозненные элементы, о которых мы уже упоминали, но на этот раз постараемся обнаружить между ними глубинную связь.

Удивительно, но наши богословы схоластической формации ставят всё время проблему союза с Богом в соответствии со следующей дилеммой: или же это союз по природе, по сущности души, как это на деле утверждают мистики; но по своему существу душа не может ничего познать; она может познать только благодаря своей мыслительной способности; и, следовательно, этот союз был бы в себе самом бессознательным, а значит, лишённым интереса; или же этот союз осознанный, что означает, что он результат нашей мыслительной способности, и, следовательно, он состоит в акте познания. В этом и заключается всё учение святого Фомы Аквинского. Таким образом, в результате забавного разъединения между сущностью души и её способностями, дилемма становится следующей: или же бессознательный союз, или же осознанность без союза, поскольку союз является осознанным актом, актом познания.

Но если такое число великих умов не возмутились тем, что сегодня кажется нам явным подлогом, то, значит, они не чувствуют подлога. Здесь играет роль ещё более глубокая разница: между христианским Богом и Богом философов-интеллектуалов. Христианский Бог — это Другой. Ничто в сотворённом мире не является соприродным Ему, ни среди вещей чувственных, ни среди сверхчувственных. Но поскольку Бог любит нас и является всемогущим, Он сообщается с человеком в целом, с его телом и душой. Согласно христианской концепции, имеется большой метафизический разрыв между Богом и миром.

Для большого числа философов большой разрыв существует между материей и нематериальным духом. Отсюда наш дух пользуется некоторой соприродностью с Богом, чистым Духом. Сам по себе недоступный нашему зрению и осязанию, Бог недоступен нашему духу только в силу слабости последнего, а не потому что Он является сущностью совсем другого порядка.

Разница между этими двумя концепциями становится очевидной в комментариях к шестой заповеди Блаженства: « Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят [1573]».

В своём письме о видении Бога [1574]святой Августин объясняет, что Он невидим для телесных глаз, даже если тело прославлено или «одухотворено», ибо для того, чтобы увидеть Бога, нужно, чтобы тело стало совершенным духом, перестав, таким образом, быть телом.

Примерно в то же время святой Григорий Нисский, имея перед собой тот же текст, реагирует совершенно иначе. Он начинает с вопроса, что в Священном Писании означает « узрят », и показывает с помощью нескольких цитат, что « узреть » означает « обладать ». Он заключает из этого, что Бог не покажется нам, подобно какому-то спектаклю перед глазами души, но скорее, в действительности передаст нам Свою вечную жизнь, Своё бессмертное блаженство, настоящий свет, вечную радость… и даже Свою «недоступную славу» так, что, в конце концов, для того, чтобы узреть Бога, человек с чистым сердцем должен будет только созерцать Его в собственной его красоте. « Давайте узрим себя в Вашей красоте …», скажет позже святой Хуан де ла Крус. За двенадцать столетий до того, уже существовало такое богословие и, вероятно, имелся тот же опыт.

Для тела, добавляет святой Григорий Нисский, имеется некое благо, которое заключается в здоровье. Но счастье состоит не в том, чтобы познать только идею здоровья, но бытьв добром здравии [1575].

Разница в дальнейших рассуждениях исключительно отчётлива. Очевидно, что с того момента, когда Бога начинают считать идеей, Истиной, живым мышлением или Мыслью мыслей, как поступают святой Фома Аквинский и неосхоласты, не может быть более совершенного союза с Ним, чем познание Его. Это даже единственная возможная форма союза, если мы хотим сохранить этот термин. Единственный способ «объединиться» с какой-либо истиной — значит познать её. Но какой Бог кроется за этим?