Франсуа Брюн - Чтобы человек стал Богом

Прежде всего потому, что нам кажется слишком очевидным следующее: мы не находимся в тех же условиях, что апостолы и даже святой Павел, чтобы в свою очередь угадать через поступки и действия «человека Иисуса» и через его тело «всю божественную полноту [496] Послание к Колоссянам, II, 9. ». Только они могли почувствовать и понять то, что они почувствовали и поняли в тайне Христа. Современная экзегеза хорошо показывает нам, насколько невозможно вернуться непосредственно ко Христу по ту сторону свидетельства, оставленного нам апостолами. Хотим мы этого или нет, мы можем принимать Христа только из их свидетельства, или воссоздать его в соответствии с нашими вкусами по нашим меркам.

Самое большее, что мы смогли бы сегодня: основываясь на свидетельствах апостолов, проделать работу в рамках богословского размышления Церкви первых веков. И, без сомнения, надо будет это сделать. Становится неотложным, для возможности защитить догмат Халкидона о союзе двух природ Христа, подготовить сначала Никейский собор о его божественности.

Но этой задачи мы перед собой пока не поставили.

Заметим мимоходом, что хулители Никеи и Халкидона вынуждены признать, что эта христология «начиная сверху», начиная с Бога-Христа, уже является основной нитью богословия святого Иоанна и даже святого Павла.

Очевидно, что новый путь христологического исследования, начиная с «человека — Иисуса», не может позволить нам избежать трудностей богословия Воплощения, то есть союза двух природ у Христа, Бога и человека, если в конечном счёте он никогда совсем не найдёт Бога, исходя из человека.

Действительно В. Панненберг [497] Op. cit. , идя «снизу», от «человека — Иисуса», убедительно утверждает его божественность. Но как нам кажется, он не решает богословской проблемы, поставленной этим двойным признанием. Все его усилия стремятся к тому, чтобы убедить нас отказаться решать эту проблему и проделать с ним тот путь, который его к этому привёл. Это действие было бы оправдано, если бы он позволял нам прийти к цели, огибая препятствия. Но, на самом деле, он подводит нас к той же стене и составляет нам компанию, замечая, что если принять саму стену за цель, то препятствие исчезает [498] Op. cit., (см. среди других, с. 32-33, 383, 386, 402…) . Наконец, поскольку, и он признаёт это сам, «инициатива события Воплощения может быть искома только со стороны Бога [499] Op. cit., с. 412. и в конечном итоге «без сомнения сверху вниз» следует путь Бога к его единству с Иисусом из Назарета [500] Op. cit., с. 402. , даже если для нашего познания (мы предпочли бы сказать: для познания апостолов) движение неизбежно было обратным: от его человечности к его божественности. Но, как только признана божественность Христа, нельзя избежать проблемы этой двойной принадлежности; даже не отодвигая её до воскрешения Христа; если он верит, что основание «единства Иисуса с Богом» в его воскрешении, Панненберг признаёт, что, благодаря «имеющей обратное действие силе его воскрешения» [501] Op. cit., с. 411. истинно «то, что с самого начала земного пути Бог был един с этим человеком» [502] Op. cit., с. 410. . Остаётся ещё, в логическом плане, возможность постепенного союза Иисуса с Богом, но наш автор сам увидел неудобства этой позиции [503] Op. cit., с. 389-390. .

Таким образом, трудность, которой Панненберг хотел избежать, уменьшена только в той степени, в какой его система стремится ослабить «союз Иисуса с Богом», вплоть до его Воскрешения, и, наоборот, эта трудность возникает целиком тогда, когда Панненберг принуждён признать за этим воскрешением Христа обратную силу, достаточную, чтобы обеспечить реальное единство с Отцом, с самого начала его земной жизни». Можно избежать трудности только попадая в тупик; можно выйти из тупика только встретив трудность.

Для того чтобы избежать этого тупика, другие богословы, начиная «снизу» останавливаются на полпути и видят в Христе только пророка, самого великого изо всех… Тогда высвечивается тайна Христа, и скрывается в темноте наша тайна.

Правда то, что этот «новый» подход к тайне Христа привносит новое, только если он останавливается на этом. Это логично. Желать осмыслить славу Христа и его отношение с Богом, исходя из его условий как человека уже значит исходить из гипотезы, что он был по крайней мере только обоженым человеком. Повторим ещё раз: только конкретный опыт присутствия Христа, такой, как апостольский опыт, мог разорвать эту категорию «сверху» и вывести её к абсолютной божественности Христа. Но сегодня этот опыт более невозможен. И только мистический опыт позволяет, в какой-то степени, его осуществить. Опыт святого Павла, подтверждённый апостолами, прямыми свидетелями, прекрасно показывает возможность и значение подобного опыта. Отсюда и та важность, которую мы придаём ему в нашем исследовании. Но этот опыт достижим собственно только в вере.

Наша вера опирается на свидетельства тех и других, хотя в различной степени, поэтому у нас нет намерения доказывать её здесь, но только отдать себе в ней отчёт (что не одно и то же), обогатить её и подчеркнуть её связность.

Поэтому, как святой Павел и святой Иоанн, мы отправимся «сверху», от их опыта славы Бога, через саму Его человечность, иногда даже предшествующую Его воскрешению, для того, чтобы в дальнейшем понять место и смысл страдания внутри этой славы.

Просто ради удобства, соблюдая порядок и последовательность, мы начнём с того, что мы ощущаем как наше «тело», затем мы увидим прославление всего того, что традиционно мы называем «душой».

Известно, что Писание не даёт нам хорошо разработанной концепции божественной природы. Но это и не было нужно. Но сегодня мы знаем, по крайней мере, насколько все наши философские абстракции чужды его языку и его образу мысли, ещё очень близкой к первобытной мысли, способной схватить и выразить только конкретное и наполненное жизнью.

Мы ограничимся тремя примерами, касающимися непосредственно нашей темы:

Известна роль, которую в Ветхом Завете играет «слава Яхве». У нас будет случай вернуться к ней и показать, что древнееврейский смысл ещё присутствует в греческом слове. Но нас здесь интересует первое значение корня. «Kbd» значит, прежде всего, «быть тяжёлым, тяжёловесным» и затем, но на втором месте, «иметь значение», из чего «быть уважаемым» («заставить почувствовать свой вес»). Слово «слава», таким образом, на древнееврейском одновременно и конкретно, и динамично. «Слава Яхве» — это, в конечном счёте, плотность и мощь существа Божия, узнаваемая в его действиях.