Андрей Романовский-Коломиецинг - Монархическое (учение). I том

Правда констатации факта, которую все-таки нужно выводить на чистую воду, чтобы определить диагноз заболевания… Даже не смотря на то что столько семей, одних оставшихся женщин скорбят по безвозвратно ушедшему с той и её жизнью. Вот именно для того чтобы такого не было впредь, нужно сейчас не пасовать перед эмоциями и перво-наперво определять: не по-геройски они погибли, каковыми их извращенчески представили сверху, но по-разгильдяйски, недоумочно погибли. Нюни здесь, тем более с женщинами связанные порочны донельзя и чреваты новыми осложнениями. Говорить белое, герои, награждать посмертно, на черное неудачное, несчастное, разгильдяйское – это выбирать его и гнать правду. Это тоже самое что нахваливать гореполководца Жукова, когда уже гласно выясняются подлинные цифры его деяний, это и значит тот безлад и кошмар с ними носимый выбирать. Славить самотопов.

Конечно как хорошо через слабину женскую, видящую только то что вблизи неверное, опровергать постоянный источник той неверности, и какой стимул его исправлять! Отвергать слабину видимости мертвым тело и неверие в живую душу, еще могущую снова поселиться в этом мире, и обещанную быть возвернутой. Верят, но в слабой надежде того что надо сейчас, того что сейчас безнадежно и невозможие это оплакиваемое показывает умершей душе церемониал отношения по случаю ухода. И не нужно иначе, и не женская сторона тот источник тайно подкрадывающейся жути погибели. Конечно как-то и они причасны к происходящему, но всегда слабо. Вопросы с ними могут быть почему иной раз рождают черт знает что поколениями, рождают чудовищ. Или нерождают довольно, почему и то что родили неживучее настолько, что просто с гневом вызывает определение гибнет и мрет без боя, само, что очень скоро грозит национальной катастрофой. Необходимо менять всю породу, доведенную до неладности. Уже не скажешь как Наполеон о французах: одна ночь в Париже все исправит. Наоборот убыль в чистой разнице умерших-новорожденных за день большая, чем Наполеон потерял своих в той битве, на потери которой указывали ему. Нужно оставлять женщин в их чувствах и эмоциях, и уходить в духовное разбирательство. А это неприятно, как нелицеприятная правда, это шевелить определения о себе, свою лень. Как лучше морду скорбящую состроить по-поводу гибели… и вот уже героев награжденных посмертно! И пойти по пути укрепления дисциплины, крепления взрывных устройств. Духовный смрад детей понедельника, иссушающий жизнь, неладность в нежелании идти и доискиваться правды, не туда и не в том. А то же ведь идешь по этой стране и видишь собаку на дороге раздавили и прямо по ней разъезжают, и мозги струйками выплёскиваются. Тут же из мусоросборной комнаты пятиэтажки вытащили до пояса раздетого мертвеца и менты над ним пишут некролог официального рассказа. Затемненный неудачник и только совочный сразу вмененно ему подумает – бомж! Неверно! Он уже житель высшего горнего мира, хоть и тело его символически отброшено в мусоросборнике. Вот его зауважали по долгу службы и вытащили, пишут. Да и мы со стороны дадим описание похожести бренных останков на какого-нибудь турецкого сераскира или чеченского мюрида, тогда со стороны ассоциировалось на первый взгляд. Нужно через все идти, всяческие применять доводы, зачастую неприятные, специфично-бранные, сравнительно как для излечения врач сыпет на рану соль, так и в излечении болезни падежа не бояться говорить так, как оно есть – как саранча гибнут, словно заметающиеся души, по принципу подувшего ветра, не держащихся ныне душ за тела у этого народа в сей стране. Урод, отсоединенный от высших не только морально-нравственных, но и элементарно благоприятных чувств, остановил прямо на путях железной дороги свой автобус поговорить с другим остановившим его уродом, и мотор в этом неладном месте и действии проклятущественно заглох. Тут же на ту беду вылетел поезд, должны еще были заклиниться обои двери и у пассажиров не найтись чем выбить окна, на пассажиров напасть столбняк… И снова в большом количестве единиц душ полетело от тел своих. Причем такие случаи с автобусами на путях характерно не единичны и проклятье прижившееся в неблагоприятном межколейном пространстве, пронизывающем всю страну с большой жатвой отброшенных от душ тел связанной, забирает несмышленых непричастных еще ко многому детей. И в битком набитых ими автобусах, и соответственно по-русски покруче забирает, как нигде в мире. Как же точно и мастерски ювелирно точно магистрам неладного железномагистрального дела из самого отборнейшего в своей черной неудачности трудового быдла, так точно подогнать два противоположно идущих поезда с детьми в долину наполненную газом из сломавшегося у несчастных трубопровода, что тысячи детских жизней ехавших с моря и возвращавшихся оттуда, погибло в гигантском взрыве. Неприятно разбираться во всем том кошмарнейшем, находя аналогии в себе и своем. Проходили ли поезда до того через тот устроенный чан газа, и как могло не испуститься ни одной искры тогда. Что за поломка могла случиться в таких количествах, что вытеками заполняются целые низменности, а на пультах перекачки того не видно. Или смотрело дитё понедельника? Нужно и экспериментировать можно ли нарочно также вот нарочно наполнить долину газом и попытаться еще раз так же филигранно довести два состава до схождения, не выбросив при этом ни одной искорки, но так же держа токоприемники на проводах. Скорее всего с такими чирками долго нарочно не проедешь, воспламенишь картину заранее. И это будет говорить о поддержанности состояния вокруг. Вот чем, каждый объяснит по-своему. Которые не верят во все такое мистическое и подсознательное – удивительной степенью вероятности, чертой предела недостаточного понимания, другими словами неладного сокрытия от себя истины в виде верховодящего всеми обстоятельствами проклятьем. Разбирали ли все действия тех горезавозчиков по графику ли шедших, а если нет, то как умудрявшихся выбиться на нужную трель проклятья. Было то вынужденное или могшее выбиться из предназначавшегося. Если выжили те магистры на магистралях, то хоть они и не были уголовно виноваты, все равно хоть формально судить, для прецендента должности судиться неудачности и впредь быть отстраненными от работы и воздействия своего несчастливости на людей. Отстранять и отселять таких людей подальше от перемешения с населением. В их лице чтобы засуживалось таскание на себе великого неладного. Чтобы подтолкнуты были хоть интуитивно за счастливым идти в поиске, чураясь несчастного, теперь не прикроящегося за менталистические формальности доводов. Как самоубийц хоронили от всех остальных отдельно, не в истерии негодования, но духовно-показательно правильно делая в назидание живым.