Зинаида Каткова - Где ты, счастье мое?

Надо непременно повидаться с женой, основательно поговорить. Правда, она не хочет его видеть, не подходит к телефону. Как-то он встретил её после работы. Качырий была не одна, со стариком Замятиным. «Катюш, на минутку». Извинилась перед Замятиным, подошла. «Вот что, Николай, не смеши людей, перестань меня преследовать». И все. Даже не оглянулась.

Откуда у нее такая непреклонность? Не иначе, кто-то её настраивает. Уж он-то, Пузырьков, за столько лег хорошо изучил свою жену. Добрая по натуре, уступчивая, она иногда может настоять на своем, что называется проявить характер, но, чтобы без ведома и согласия мужа пойти на какой-то решительный шаг, поставить мужа перед фактом, такое с нею случилось впервые. И сейчас она продолжает петь с чужого голоса. Михаил Яшмолкин — вот кто его злейший враг. Как можно было забыть об этом! Яшмолкин водит дружбу с Невзоровым, говорят, редактор вместе с женой бывает в гостях у Яшмолкина. К Яшмолкину хорошо относится Доронин, это Пузырьков видел своими глазами, когда первый секретарь райкома как-то побывал у них в РТС. Теперь понятно, почему Алексеев так недружелюбно отнесся к нему. Пузырькову. Видимо, его достаточно проинформировали. Ну что ж, по всему видать, борьба предстоит нелегкая. Значит, надо действовать обдуманно. Правильно он решил: главное — выждать время и постараться ничем не скомпрометировать себя.

Пузырьков сел на кровати, где он, как это часто бывало в последнее время, не раздеваясь, провалялся несколько часов, с хрустом потянулся. В комнате было душно, накурено. Пузырьков толкнул створки окна — и на него повеяло вечерней прохладой. Прямо напротив окна, над кущей деревьев, плыла круглая, как огромный апельсин, луна, освещая тесовые крыши изб, пустынную улицу, избитую колесами автомашин, и узенькую серую тропинку, бегущую вдоль палисадников по той стороне улицы. Видимо, было уже за полночь и все село погрузилось в сои. Где-то неподалеку назойливо, слово жалуясь на свою судьбу, лаял-подвывал одинокий пес. От этого воя Пузырькову стало невыносимо тоскливо. Он почувствовал острую жалость к самому себе, к этой, залитой голубоватым светом луны, никому не нужной комнате, где вся мебель — кровать, стол, платяной шкаф, стулья — принадлежит Качырий. Жена взяла только своп личные вещи… И все-таки комната выглядит полупустой, неуютной, покинутой. «Надо сказать техничке, чтобы завтра же прибралась здесь, как следует. И потом пусть хоть через день наведывается, следит за порядком», подумал Пузырьков. Ему и в голову не пришло, что смахнуть со стола окурки, подмести пол и вообще следить за чистотой в своей комнате он мог бы и сам. Если бы жена лежала в больнице или гостила в деревне. Пузырьков бы и не подумал навести порядок — вернется жена, все сделает. Какой с него спрос, раз жены нет дома. Теперь — другое дело. Заглянет кто-нибудь ненароком, а потом начнет языком чесать: «Опустился Пузырьков, в квартире у него черт ногу сломит». Не-ет, теперь он должен жить так, чтобы комар носу не подточит.

«Да, не забыть бы сказать техничке, пусть заодно постирает рубашки», — уже засыпая, подумал Пузырьков.

До чего же сложно устроена человеческая жизнь! Кажется, все предельно ясно, перед тобой один, единственно правильный выход, и ты делаешь решительный шаг. Но проходит какое-то время, и в душу начинают закрадываться сомнения.

Качырий сама не понимала, что такое творится с нею. Еще недавно она была уверена, что любовь кончилась, все хорошее, что связывало её с Николаем, перегорело в душе. А коли так, зачем жить вместе, мучить друг друга. Лучше уж порвать паз и навсегда. Эта мысль пришла к ней не впервые. Качырий и раньше подумывала о разводе, но не находила силы для решительного шага. И вот этот шаг сделан. Но отчего так смутно, тревожно на душе? Почему, стоит ей увидеть Николая, как внутри у нее все ощетинивается против пего, а стоит им долго не видеться, как все плохое, что было между ними, забывается, память подсказывает только хорошее. Что это — жалость, безволие, отсутствие самостоятельности пли просто привычка чувствовать возле себя опору? Какую ни на есть, пусть даже плохонькую, ненадежную… X почему ненадежную? Ведь Николай любит се. Да. любит. По-своему, эгоистически. Он холост, чтобы жена жила им. только им А сам? Может ли он жить только ею. её интересами? Смешно. Значит, он любит прежде всего самого себя. А она, Качырий, любит его?..

Да, она была уверена, что любовь кончилась. Когда перешла к брату, первые дни чувствовала себя легко, покойно. А потом? Когда это началось? Она спокойно ждала возвращения Николая из санатория, знала, что он придет к ней, станет упрекать, умолять вернуться. И тогда она скажет ему: «Нет! Никогда!» А он не пришел. Лишь спустя неделю позвонил в редакцию. Она испугалась предстоящего разговора и не взяла трубку. Николай звонил еще несколько раз, она не подошла к аппарату. А потом встреча на улице. Мимоходом. Разве можно говорить о таком мимоходом? Она сказала ему что-то резкое, а Николай даже не попытался её остановить, удержать. Больше он не звонит, не ищет встреч. Да, именно это и сказала она ему тогда, на улице: «Перестань меня преследовать». Он послушался, перестал. Так чего же теперь она злится на него и… тоскует? Да, да, тоскует, от себя-то не скроешь.

Сегодня ночью Качырий проснулась в смятении и долго не могла попять, отчего бы это? И вдруг, как молния, мысль: «С Николаем все кончено. Мы чужие». И сразу тоскливо заныло сердце, пропал сои. Качырий обвела взглядом спящую комнату… Теснота. Майрук положила с собой новорожденного, а Микале спит на полу. Видимо, ему жестко, неудобно, часто ворочается, что-то бормочет во сне. Не будь ее, Микале мог бы спать на диване. А что будет зимой? Что будет, когда у нее тоже родится ребенок? Ребенок… Надо же, столько лет ждали и вот… так некстати… Но почему некстати? Ведь это её ребенок! У нее будет ребенок. Сын. А может, дочка? Все равно. Но где они будут жить? Здесь? Нет, здесь нельзя. Попросить бабку Марпу сдать ей хоть на время маленькую комнату? Но там живут девочки. Рая и Галя, им нужно заниматься. II все-таки тянуть нельзя, надо как-то устраиваться. Николай… Нет, к нему на поклон она не пойдет. Пусть ненавидит, презирает, только не жалеет. Даже ради ребенка она не хочет ничьей жалости.

Утром, когда Микале ушел на работу, Качырий, помогая Майре одевать малышей, сказала:

— Майрук, мне надо перейти на частную квартиру.

— Зачем? Разве тебе у нас плохо?

— У меня будет ребенок.

— Правда? — радостно воскликнула Майра.

— Да. Вчера была у врача. До этого все не верилось

Обув младшую дочку, Майра вместе с нею подсела к золовке, ласково обняла её за талию.