Лариса Розена - Любовь от боярыни Морозовой до революции семнадцатого года

– Не шучу, твоя матушка, когда рассказала, расплакавшись, все мы всполошились!

– Да какое я к Вам отношение-то имею?

– Родня как-никак! – убеждал Савва.

– Какая родня? – кричал я ему в ответ.

– Да со мной хотя бы! Мы, брат, с тобой в родстве, – давит он на меня.

– Никогда не слышал я этого! – кричу ему.

– Ну, вот теперь услышал. Матушка твоя, выйдя замуж не за нашего, откололась от нас, а вот теперь-то пришла. Просит отговорить тебя от этой свадьбы.

– В каком мы родстве с тобой, Савва? Что ты мне голову морочишь? – вновь кричу на него, – он отвечает:

– Ты мой троюродный брат, как-никак. А у нас родню в беде не бросают. Нет моего согласия на такую свадьбу и невестку, – тоже ревет он.

– Слушай, братец, новоявленный, где ж ты был, когда я в людях маленьким ребёнком жил, крутился, как белка в колесе? Где вы все вообще были? Теперь вспомнили, когда миллионными оборотами кручу? Видно, на своей женить хотите, чтоб деньги мои от Вас не ушли, так что ли? – выхожу я уже из себя.

– Не артачься, не выйдет из этой затеи ничего хорошего! – одно и то же заладил Савва.

– А у тебя всё хорошо? – нахально спрашиваю его.

– Хорошо! – зло огрызается он.

– Очень хорошо. Подцепил вертушку продажную и рад? – смеюсь ему прямо в глаза.

– Какую ещё такую вертушку? Ты, брат, осторожней! Можем повздорить! – злится всё больше Савва.

– А Андрееву, свою актрисочку разлюбезную! Она же утка подставная всех этих бродяг, всяких эсеров, народников, террористов. Оберут тебя, отдоят, да и прикончат её руководители-то!

– Откуда ты знаешь, отдоят, подставная утка! Да она любит меня, а я её! Вот развестись с женой не могу, не позволяют. А я души в ней не чаю, – оправдывается Савва.

– Не чаешь, а твои жена с детьми плачут во весь голос! Загулял отец семейства. Никто ему не нужен, кроме актрисочки Андреевой. Красавицу дешёвую нашёл. Моя-то Верочка чистая, умная, красивая. Никто ещё не дотрагивался до неё!

– Откуда ты знаешь, что плачут мои домашние? Бабёнкам только деньги нужны, а не мы! – уже он дикий вопль поднял.

– Ну, вот и я не чаю в своей Верочке души, как ты в Андреевой. Только между ними разница большая в пользу моей девочки. Не наступай на меня! Ты, как никто понимаешь, что такое – любовь!

– Понимаю!.. – грустно повторил он, и перепалка наша кончилась, – Ну, что ты скажешь на все эти сентенции, дорогой Фёдор Николаевич?

– Что скажу? Что скажу… Тут, брат, надо основательно покрутить мозгами. А твою любезную, ясно, украли старообрядцы. После того, что ты рассказал, сразу мысль на ум пришла – это их рук дело. Да вот, как бы ни погубили девушку безвинную…

– И я тоже об этом раскинул мозгами. Помоги, я с ума сойду, если с ней плохое приключится, честное слово! Надо же мне было матушке всё рассказать! И закрутилось всё и поехало. Ужас какой-то! Спасай, друг дорогой!

– Да, ты прав, из-за денег твоих больших они стали возле тебя все крутиться, «оберегать»!

– Что делать? – сокрушённо спросил Иван Сергеевич.

– Не обижайся, но ты всё ж размазня. Не мог уломать девчонку! Мамы и папы им нужны, хотя самим уж невтерпёж мамами и папами становиться!

– Ну, дело упущено, что молотить пустую копну?

– Заяви в полицию. Хоть следить за ними будут, твоими старообрядцами.

– Ты понимаешь, заявил бы, да вот и матушка оказывается из этого знаменитого рода Морозовых. Они от самой боярыни Морозовой идут. Ну как её срамить-то тогда? Не простая и у неё, у самой боярыни Морозовой, судьба. Она ведь была когда-то тайной возлюбленной самого царя – Алексея Михайловича Романова! Вот какая история. Наслушаешься ты сегодня от меня всяких историй, мой дорогой друг, Федюшенька!

– А ты всё об этом откуда узнал?

– Матушка рассказала.

– А как же она от старообрядцев-то оторвалась?

– Мой отец её похитил. Он из дворян обедневших был. Они полюбили друг друга. Жаркая любовь. Одна искра и всё запламенело. Отца она так любила, что приняла православную веру, молилась, ходила в храм, каждое его слово было для неё законом. И он её тоже любил, старался лишний раз не беспокоить какой-нибудь неприятностью. Всё брал на себя, потому так рано и умер… А она с ними в связи-то никогда больше не была, а тут, поди ты, вспомнила о своих старообрядцах, прибегла к защите. Да против кого? Против родного сына. Ох, и задала она мне перцу! Очень уж похожа, вижу, моя матушка на свою дальнюю родственницу, упрямую боярыню Морозову, бывшую Феодосию Соковнину!

– Так кому она родня, самой боярыне Феодосии, или её мужу Глебу Морозову?

– Сейчас расскажу тебе подноготную их рода и оба подумаем, кому из них. Тут тоже сложная история получается!

– Может сейчас не до рассказов, а быстрее надо начинать поиски Верочки?

– Мы с тобой Федор Николаевич, ничего точно не поняли. Вот обскажу всё, подумаем, что делать дальше. А пока надо основательно разбираться. Мы же не знаем, с чего начать, можно ли в полицию заявлять. Да и стоит ли?

– Конечно, всё выслушаю. Самому-то интересно вглубь веков забраться. Ну, а ты-то, хоть, не такой упрямец, как твои покойные предки?

– Нет, ты же меня знаешь, я покладистый, спокойный, в отца. Но за свою любовь постою. Тем более, точно уверился, моя голубка меня любит, верна мне, и даже пострадала, видимо, из-за меня. Да, страсти переплелись. В её роду много всего было, в моём тоже… Ладно, теперь уж слушай и мою подноготную. Углубимся в середину семнадцатого века.

– Ай-лю-ли, ай-лю-ли,

Вышли в море корабли.

На одном из них сидит

И всё на воду глядит

Наша дева красная,

Красная прекрасная!

Ай, люли, ай, люли,

Вышли в море корабли!

К нам боярыню везут

Феодосией зовут, – затянул гусляр монотонным голосом.

Всюду гомон, смех, шутки-прибаутки. Все гости чинно сидят за столами дубовыми, на скамьях еловых, пьют, едят, веселятся. Ныне здесь празднуется свадьба самого богатейшего в России боярина (после царя) Глеба, свет Морозова. Ему уже почти под шестьдесят годочков. Все ждут самого царя Алексея Михайловича Романова – Тишайшего. Так его в народе прозвали за ласковый, спокойный нрав. Свадебные празднества затягиваются в ожидании его прихода. Он не может не прийти, женится дядька, его воспитатель, очень близкий по душе человек.

– Эй, Марьюшка, распоряжайся пиром! Помогай слугам!

– Да всё у нас отлажено, Вы разносите ужо лебедей жаренных на блюдах!

– А Вы несите поросят, начинённых кашею, подправленных хренком!

– Эй, Никита, следи за слугами! – со всех сторон то шутки, то песни застольные, то шёпоток слуг друг с другом, кто вперёд должен выходить с подносами.

Вот и сам молодой сокол – двадцатилетний царь появился. По старинному русскому обычаю семнадцатилетняя Феодосия, бывшая Соковнина, а теперь жена боярина Глеба Морозова, целует гостей, преподнося им на подносе чарку с крепкой настоечкой – медовухой. Поцеловала новоиспечённая боярыня царя Алексея Михайловича, словно огонь по жилам пробежал. Пронзил лихой жар сердца молодых людей. Вытер царь с удовольствием усы, взглянул, по-молодецки, в ясны глазоньки молодой боярыни и обомлел. И боярыня слишком хороша и поцелуй сладостным оказался, к сердцу пришёлся. Так бы и зацеловал эту молодуху! Сел на самое почётное место царь, а глаз с Феодосии не спускает! Пир горой стоит, столы ломятся от яств!